Должна признаться, я возненавидела Иллирию сразу же, как только
увидела в розоватых лучах рассвета ее мощенные светлым камнем
улицы. Иллирия была большим городом - куда больше тех, что я
знавала до сих пор, и утренняя прозрачность воздуха, в которой
нежились древние платаны и орехи, не смогла обмануть меня. У
каждого города есть свой ритм жизни, чувствующийся даже тихим
ранним утром. Легкие порывы ветра, несущего запах моря, были
подобны дыханию спящего ребенка; в тот момент, когда Иллирия
предстала перед моим взором - более усталым, нежели удивленным -
город и правда спал, готовясь к беспокойному жаркому дню.
Поездка, подходившая к завершению, очень утомила меня - я вела
домоседский образ жизни, не имея другого выбора, и до той поры
никогда не совершала столь дальних переездов. Путешествие выдалось
неспешным, отчасти по моей вине: я плохо держалась в седле, ведь
собственной верховой лошади у меня никогда не имелось, поэтому
пришлось трястись в повозке. Перед моими глазами проплывали поля и
рощицы, подернутые голубой дымкой, серебрились речушки и озерца в
плодородных долинах - но ничто из этого не радовало мой взгляд. То
было самое начало осени - днем меня донимал зной, а ночью -
излишняя прохлада. Спутники не проявляли внимания к моим
затруднениям, а я взяла с собой совсем немного вещей... ужасное,
ужасное путешествие, первое в моей жизни!..
Что я могу рассказать о себе - молодой женщине, ранним осенним
утром смотрящей из повозки на великий город Иллирию?.. Мое имя было
Гоэдиль, исполнилось мне в ту пору двадцать шесть полных лет, и
некоторое время назад я стала вдовой, на долю которой остался лишь
траур - серые простые одежды. Мой муж, Лесс Кападиа, погиб от руки
неизвестного злодея, будучи совсем молодым. Он служил капитаном
ночной стражи в городке Вента, где я и прожила всю свою спокойную
обычную жизнь, ни разу не покинув его пределов. Детей у нас не
имелось, хотя мы были женаты четыре года, и после его смерти я не
находила ровным счетом никаких причин, чтобы жить далее.
До замужества я находилась на попечении тетушки Ило, старшей
сестры моей покойной матери. Положение наше в обществе Венты
являлось живым свидетельством того, как благоговеют перед
уроженцами столицы провинциалы. Мой отец, господин Гако Эттани,
являлся представителем иллирийской знати, и, несмотря на то, что
его женитьба на моей матушке имела ряд предосудительных черт, часть
уважения, испытываемого вентийцами к фамилии Эттани, перешла и на
нас, его недостойных родственников.
