Разбуженная вскриком тишина
Ночной совою уплыла незримо…
И память в этой полночи брела
Тропою безымянных пилигримов.
А вой струился дымкой над рекой,
И каждый этой болью упивался
И месть искал в безумии слепой…
А тот, кто ждал той полночи, – дождался.
Тяжелый молот обрушивался на каменную стену, с каждым ударом откалывая крохотные камни. Руки, уже не чувствуя усталости, машинально поднимались и опускались, мозг считал мгновения до вечернего колокола.
– Шевелись, дохлятина! – Спину обожгла заговоренная жрецами плеть. Раны после нее не заживали неделями, гноились и дико болели. – Давай поживее маши руками, а то скоро отбой, а мы меньше всех руды набрали.
– Да, эти эльфы такие тунеядцы! Ненавижу их! Может, ему еще плетей добавить?
– Эй, беловолосый, ты как больше любишь: плетью по спине или кулаком в морду?
Невдалеке послышался крик, мерные удары и слившиеся с ними стоны.
– Ну-ка пойдем глянем, что там?
Мерзкие коротышки, смешно переставляя кривые ноги, побежали на звуки.
Что ж, тем лучше! Сейчас самое время заняться воплощением в жизнь своей мечты.
Стараясь не привлекать внимания, узник, постукивая по стене молотом, шаг за шагом приближался к жрецу – начальнику охраны.
Сегодня на карту было поставлено все: и долгие годы рабства, и издевательства гномов, и унижение от более сильных рабов. Все пережито лишь для того, чтобы свершить месть! Великую месть. Упоительную месть, лечащую все раны, заставляющую терпеть этот ад. Сегодня!
Оставшиеся несколько метров он, упав, прополз на коленях к давно заметившему его жрецу.
– О, благословенный Релен! Не прогоняй меня, недостойного! – Обычные слова приветствия были сказаны.
– Ну, что надо?
«Ненавижу! Знает все с точностью до слова, но будет мучить, пока не устанет! А если он сегодня не в духе, вообще может отдать стражникам! О Всевидящий, если ты есть, помоги!»
– Я прошу свободы! – Спина согнулась в ожидании удара, но его не последовало.
– Ты же знаешь, сколько она стоит!
– Да, я собрал. Я принес! – Рука, трясясь, протянула сделанный из грязной тряпицы мешочек. – Там ровно сто!
Жрец сгреб его и подкинул на ладони. Развязал. Заглянул.
Были! Были случаи, когда жрецы забирали выкуп и убивали каторжника. Это они тоже называли освобождением. Смотря на кого нарвешься!
– Угу! И сколько ты здесь?
– Почти шестьдесят лет.