Если честно и откровенно признаться, никогда ещё раньше не гонял
шайбу на искусственном льду под открытым небом. И вообще, после
переноса своего сознания в май 1960 год в тело шестнадцатилетнего
подростка, ни разу не стоял на коньках. Всё как-то ноги не
доходили. То школу нужно было как-то закончить, то с группой своей
«Синими гитарами» нужно было как-то устроиться под «небом» местного
Советского шоу-бизнеса, то на Олимпиаду в Рим съездить со сборной
СССР по баскетболу. Так что на хоккейную площадку, которую в Европе
почему-то сделали размером 60 на 30 метров, я выкатился сегодня в
субботу, 8 октября 1960 года, в первый раз.
А между тем в той жизни, в начале нулевых, я даже успел поиграть
в НХЛ. Ну, не в той профессиональной североамериканской, а в нашей
любительской ночной хоккейной лиге. Была у нас с друзьями команда,
в которой, с такими же как мы пузанчиками, гоняли шайбу по ночам.
Имея левый хват клюшки, это когда левая рука держит черенок внизу,
я играл обычно правого нападающего, либо левого защитника. Вообще,
какая разница, где играть, когда главный принцип был не победа, а
участие.
Я осторожно сделал первый шаг на лёд и медленно покатил против
часовой стрелки вдоль борта по круглогодичному «Катку «Сокольники».
Погода, кстати, стояла замечательная, плюс пять градусов.
- Всегда знал, что ты псих, - ухмыльнулся Юрий Корнеев, мой друг
и партнёр по баскетбольной сборной, который свободно скользил
спиной вперёд рядом. – Но не до такой же степени! Ты же как корова
на льду! Как ты собрался играть против чемпионов страны?
- Погоди, не говори под ногу, - успел пробубнить я, перед тем
как растянуться на искусственном ледяном покрытии. – Запомни,
Корней, цыплят по осени считают!
- А сейчас итак осень, - хохотнул он.
Юра поднял со льда мою клюшку и ещё раз внимательно посмотрел на
загнутый крюк, который я к тому же предварительно ошкурил, убрал
напильником все острые углы и обмотал хлопчатобумажной
изолентой.
- Ты зачем новенький инвентарь испортил? – Корней покрутил
клюшку в руках. - «Смолен», - прочитал он надпись латинскими
буквами на черенке, - польская, рублей сто, наверное, отдал?
- Пять, - я поднялся со льда.
- Пять? Не пиз…! – Юра выпучил глаза.
- Купил пять штук, за каждую отдал двести рублей, - я снова
медленно поехал вдоль борта. – Ещё за мотоциклетный шлем заплатил
сто пятьдесят.
