Выйдя из автобуса, Травкин торопливо пошел по Суворовскому в направлении Смольного собора. Было ветреное раннее утро. Растрепанные, как жизнь, облака мотались туда-сюда по небу. Чуть левее Смольный невозмутимо парил над крышами своими пятью куполами. «Дорога к храму, – усмехнулся Травкин. – Правда, своих функций храм этот не выполнял никогда». Свернув направо и пройдя сквозь арку огромного помпезного дома, Травкин оказался за кулисами проспекта. Место было весьма странное.
Переулок, состоящий из обшарпанных двух- и трехэтажных особнячков, делал резкий поворот почти на девяносто градусов. А на самом углу располагалась и вовсе загадочная территория.
Забор, якобы огораживающий это пространство, не просто живописно завалился, а извернулся при этом лентой Мёбиуса. А она будто действительно уводила в другое измерение, ибо то, что открывалось взгляду, в центре города существовать не могло.
Рельсы узкоколейки ярко-рыжего металла, извиваясь и двоясь, уходили в неведомое. Кустарники и буйные лопухи скрывали в своих влажных зарослях серые деревянные строения. Казалось, здесь даже щёлкают соловьи. А на столбе парой антикварных гвоздей была присобачена ржавая жестяная табличка. Белая краска фона сохранилась на ней лишь отдельными чешуйками, зато черные некрупные буковки держались весьма цепко:
«Нашел…» – вздохнул Травкин. Он добрел до покосившегося барака с намалёванной на стенке самонадеянной надписью «Цех № 1». Вошел внутрь. Вся его лаборатория была уже в сборе. Это были те времена, когда овощебазы, совхозы и дежурства в ДНД сменяли друг друга с регулярностью часового механизма.
В центре «Цеха № 1» уходил в недра земли круглый чан из осклизлых досок. Остальную часть барака занимали беспорядочные горы полуразложившихся кочанов капусты. Рядом с чаном громоздился кафкианского вида агрегат, основными частями которого были раструб и транспортёр. Его лоснящаяся брезентовая лента была испещрена грубыми заплатами и проволочными скрепками. От агрегата, зловеще извиваясь среди капустных куч, полз по земляному полу потрепанный электрический кабель, местами неприлично оголенный. Он, словно кобра, делал стойку у стены барака и впивался размочаленным концом в рубильник образца тридцатых годов.
Итээровцы, коллеги Травкина, стояли притихшие и помрачневшие. Видно было, что даже на них, многоопытных, прошедших горнила корпусов районной овощебазы, интерьер производил угнетающее впечатление.
