– Как себя чувствуешь, Глеб?
– Спасибо, Евдокия Петровна, просто замечательно! – И Чужинов от избытка чувств, подхватив Старовойтову правой рукой, закружил ее в воздухе.
Впрочем, до «замечательного» состояния было еще далеко. Об этом сразу напомнила боль в боку – память о недавнем ранении. Ну а левую руку Глеб, поднимая свою спасительницу, даже задействовать не стал, опасаясь, что та его подведет. Впрочем, какие это мелочи в сравнении с тем, что смогла сделать эта женщина! Она добилась главного: ему теперь не нужны эти проклятые капсулы. И с недавних пор не надо просыпаться по утрам с одной-единственной мыслью – сколько капсул у него осталось, а следовательно, сколько дней осталось жить. Сегодня они ему не понадобятся, и завтра, и через неделю, и через год, два, три – никогда.
Правда, на долгий срок загадывать не стоит: заполонившие планету твари никуда не делись, и многие из них несут в своей крови то, отчего, как Чужинов считал до последнего времени, спасения нет. Есть только отсрочка – проклятые желатиновые капсулы красного цвета, каждая из которых означает еще один день жизни. Но теперь благодаря этой женщине, Евдокии Петровне Старовойтовой, по-девичьи стройной, несмотря на возраст, все позади. Оставалось только пожаловаться на скуку. Глеб благодаря ей даже «Евгения Онегина» перечитал – библиотека здесь на удивление хороша.
…Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья…
Библиотека конечно же из бумажных книг: электричество во Фрязине, впрочем, как и во всем остальном мире, полностью отсутствует.
– Отпусти меня, Глеб, голова кружится, – попросила Старовойтова, и Чужинов послушно поставил ее на землю.
– Евдокия Петровна… – Он замялся: и вопрос шкурный, да еще имя ее…
Старовойтова выглядела так, как всегда представлялись ему аристократки: внешность, манера держать себя, смотреть, слушать, говорить… К тому же она ученый-иммунолог с мировым именем. А тут – Евдокия, уменьшительно-ласкательно так вообще Дуся получается.
– Слушаю тебя, Глеб, – сразу же посерьезнела женщина.
– Евдокия Петровна… Наверное, дорого я вам обошелся… лечение и все остальное? – задал он наконец тот вопрос, который его мучил.
Деньги, благородные металлы, драгоценные камни – все это давно уже было не в ходу: поди попробуй обменять пригоршню ювелирных изделий на мешок картошки. Если сразу не пошлют куда Макар телят не гонял, то объяснят, что картошку вырастить надо, весной – в самую голодную пору – ту, что оставлена для посева, не съесть. Все лето ухаживать за ней и стараться при этом, чтобы твари тебя самого не сожрали. Натуральный обмен, услуги, расписки, лекарства, особенно антибиотики, – вот что сейчас ценилось. Казалось бы, что особенного в клочке бумаги, на котором написано: я, имярек, обязуюсь или согласен на то-то и то-то, а внизу лишь число и подпись? А ты нарушь соглашение… и что тебя ждет дальше? Выбор невелик: либо податься к бандитам, либо пытаться выжить в одиночку. Но и среди бандитов изгоев не любят: какое к ним может быть доверие? Ну а выживать в одиночку… Человек – животное социальное, ему общение нужно. Но даже в том случае, если ты ярко выраженный социопат, шансов выжить практически нет.
