По милости богини Император и
самодержец Миела, Семиречья, Свободного Севера, Восточных, Ближних
и Предельных земель, включая бесчисленные западные и южные острова,
Витий Керай Кулен Первый был скуп на эмоции.
Подданные редко видели, чтобы главный
Ворон когда-нибудь гневался, смеялся или, как делают это все
простые люди, выражал восхищение. И, что самое забавное, чем меньше
Император проявлял эмоции, тем внимательнее окружающие пытались
считывать его настроение.
Короткая линия, уходящая наверх от
уголка правой губы и возникающая, к примеру, от весьма
посредственного ужина, заставляла поваров трепетать. Шумное
выдыхание воздуха и появление ямочек на щеках напротив
свидетельствовали о величайшем расположении.
Для окружающих Император представал
бесчувственным глиняным истуканом, обожженным в печи, в которого
богиня по ошибке вдохнула жизнь. И подобное было лишь частью
правды. После многочисленных сражений, подковерных интриг, битвы за
престол, восстановления казны и усмирения недовольных, иными
словами, после создания Империи в том виде, в котором она была
сейчас, Кераю стало скучно.
К тому же он тщательно скрывал
подлинные эмоции, помня заветы Аншары – настоящий воин своими
поступками или словами не показывает противнику свои истинные
замыслы. А противников у главного Ворона хватало.
Даже сейчас, во времена относительного
мира. Витий Керай Кулен Первый понимал, что стоит ему дать слабину,
как над его троном начнут кружить другие вороны. Не те, которым он
платил жалование и считал своей главной опорой.
А между тем, в душе Императора,
мастерски скрытый от всех остальных, порой кипел самый настоящий
вулкан. Как человек зрелого возраста, Кераю пошел шестой десяток,
потомок Кулена с каждым годом становился все более желчным и
раздражительным.
Ему не нравился обрюзгший и мерзкий
серебряноплечий Марк Паврет. Ворон, которого бы давно стоило
отправить на заслуженную пенсию. Но тот занимался нужным делом –
пробовал блюда Императора, проверяя, не отравлены ли они. К тому
же, Марк оказался столь предан Кераю, что готов был лизать подметки
сапог Императора без всякого возражения, если бы ему
приказали.
Владетель почти всех просвещенных и
цивилизованных земель Центрального материка не любил Конструкт.
Город, разросшийся в целое государство, вызывал у Императора
тягучую, черную, как сама Скверна, и мучительную мигрень. Стоило
выйти за пределы дворца или хотя бы взглянуть вниз с высокого
балкона, как голова начинала кружиться от бесчисленных огней,
нескончаемого сонма голосов, звона железа, скрипа колес, мерзкого
запаха прогорелого угля и смрадного духа людей.
