Ненавижу собак.
В прошлой жизни эти твари разорвали
меня и съели заживо, так что причины для неприязни, согласитесь,
имеются. А в захолустных городках бродячие псы по осени сбиваются в
стаи, рыщут по улицам и нападают на прохожих. Злость и голод — вот
что ими движет. Эти стаи реально опасны. Тем более — для одиночек и
маленьких детей.
Мальчику на вид было лет пять.
Ума не приложу, что делать пареньку
дошкольного возраста у заброшенной стройки на окраине города. В
дождь и слякоть. Из детсада сбежал, что ли?
Ноябрь уже вступил в законные права.
Мерзкое время года. Почти зима. Голые ветки деревьев, лютая стужа,
мрак и депрессия. Холодный ветер в подворотнях. Скалистые берега
Байкала покрылись льдом, с карнизов и водосточных труб свисают
сосульки.
Стройку я выбрал в качестве полигона
для оттачивания стихийных техник. Чтобы никому не мешать, заказал у
одного умельца артефакты гашения, которые можно настраивать под
любой класс. Разложил исчерченные письменами и клавишами диски по
вершинам воображаемого квадрата и накрыл стройку непроницаемым для
посторонних глаз куполом. Гасители — удовольствие дорогое, но
потраченных денег я не жалею. Потому что артефакты держат звуки,
выстраивают ложные изображения и поглощают вспышки энергии во время
тренировок. Ну, и обеспечивают дополнительную маскировку на
астральном плане.
Блокаду я снял в восемь утра.
Аккуратно упаковал тонфы в
эксклюзивно пошитый чехол, натянул перчатки-митенки и уже собрался
идти домой, как вдруг до моего слуха донесся яростный лай.
Стая.
Особей пять-шесть, не меньше.
Звуки доносятся со стороны
заброшенного кладбища, мимо которого я пробегал час назад. В
кромешной тьме пробегал — до рассвета еще целых семнадцать
минут.
Ночь и раннее утро в Монашинске —
время макабра. Пьянки и поножовщина на кухнях разваливающихся
одноподъездных пятиэтажек. Дуэли и разборки в темных дворах.
Необъяснимые и неадекватные поступки алконавтов со стажем,
попадающие в криминальную хронику «Голоса Катуни». И, разумеется,
псы.
Ладно, обогну это сборище.
Есть кружной путь.
Загляну в кафешку «Барин», отведаю
руссиано, перекинусь парой слов с дядей Федей.
И тут до моего слуха доносится
крик.
Детский.
Это уже совсем никуда не годится.
Врубив дополнительное ускорение, я метнулся вдоль предрассветной
улицы Мартынова. Фонари смазались, срослись в две световых
полосы.