Дождь. Снова этот деволов
непрекращающийся дождь накрыл город. Рид отвёл взгляд от грязного
окна, за которым сумеречный Амсдам в очередной раз демонстрировал
свой непростой характер, заливая улицы холодной осенней моросью.
Отвратительное утро.
С некоторых пор ван Лоу не любил
дождь. Все самые большие неприятности в его жизни случались именно
под аккомпанемент хмурого неба, низвергающего на землю потоки воды.
Дождь напоминал о них каждым раскатом грома и высверком молнии. Об
уходе из дома, о войне, плене, тюрьме и побеге. О мерзкой мороси в
болотах Маадена, и десантах через грозовой фронт, прямиком на
кинжальный огонь зениток Гейдельсхофа. О сутках, проведённых на
открытом плацу, окружённом колючей проволокой, под потоками ледяных
дождей севера. И о декаде петляний по предгорьям под проливным
дождём, когда падающие на лицо холодные капли были единственной
возможностью утолить жажду. Потому что остановиться, чтобы
зачерпнуть хоть горсть воды из взбухшего ручья – значило дать
лишние несколько минут неутомимым преследователям, встреча с
которыми закончилась бы смертью. О раскисшей земле и постоянных
падениях, натужных подъёмах и беге... беге на пределе сил от идущих
по пятам эльфийских егерей. Неприятные воспоминания. Они будили в
Риде горечь и злость, которые, как он надеялся, давно забылись,
растворились в памяти... впрочем, так оно и было. До следующего
ливня.
Рид взглянул на часы, недовольно
скривился и, потерев ладонями лицо, поднялся со старого
продавленного дивана, отозвавшегося на его движение усталым вздохом
пружин. Бросив взгляд в мутное зеркало, висящее на двери в ванную,
он непроизвольно нахмурился. Нет, его не смутил седой ёжик волос,
признаться, довольно дико смотрящийся в сочетании с физиономией
человека, едва перешагнувшего тридцатилетний рубеж. Привык. Но вот
мятый костюм, щетина на щеках и набрякшие веки... м-да, уж.
Вчерашний загул явно удался, и кажется, даже чересчур. В ином
случае, по возвращении домой, Рид всё-таки дополз бы до спальни, а
не завалился спать одетым в кабинете.
Ван Лоу наклонился и поднял
валявшуюся на полу у дивана солидную двухпинтовую бутылку, пустую,
само собой. Мимоходом подивившись собственному неожиданно хорошему
самочувствию и, самое главное, полному отсутствию головной боли,
что было несколько странно, учитывая объём пустого сосуда в его
руках, мужчина поднёс горлышко бутылки к носу и, вдохнув слабый
хлебный аромат, понимающе кивнул. Северный напиток. Ничего
удивительного. Полугар – это вам не отвратное медландское пойло,
пинта которого гарантирует тяжкое похмелье. У местного бурбона,
вообще, есть лишь одно положительное качество – дешевизна.
Относительная, конечно. С тех пор как Сенат принял акт Боусона, в
Амсдаме, равно как и в остальных провинциях Республики, любой
алкоголь оказался под запретом. Меньше его, конечно, не стало, но
цена на продаваемое из-под полы горячительное взлетела моментально,
а его качество столь же стремительно рухнуло. Контрабанда же и
раньше не была дешёвой.
