«Замечательно, —
произнес в голове Арона Прежний. — Ты не только дал обещание
сделать то, что удалось только однажды и только сильнейшему из
богов ценой его жизни, но ты даже понятия не имеешь, с чего
начать!»
Арон промолчал,
оглядывая озеро. Проплешины все еще выделялись темным по сравнению
с нормальным цветом поверхности, но лед над ними стал уже
достаточно плотным и морды тварей Хаоса сквозь него было не
разглядеть.
«Или, братец, ты
всерьез рассчитываешь, что созданная вами защита простоит до тех
пор, пока Древо не закроет для тварей Хаоса доступ к мирам? Так
вот, не рассчитывай. Из того, что я увидел, ваша защита протянет не
дольше десяти-пятнадцати лет. При большой удаче — ну лет
двадцать».
«Как ты смог это
просчитать?» — спросил Арон.
«Посмотрел,
сколько силы у тебя ушло на закрытие одной червоточины, наложил это
на их общее количество и добавил в задачу их глубину».
Что-то
шевельнулось на периферии зрения Арона. Резко развернувшись, он
уставился на бледно-зеленой побег, стремительно растущий из голой
земли у самого края озера. У побега было два крохотных листа,
сложенных трубочкой, но чем выше побег поднимался, тем крупнее
становились листья, развертываясь в полный размер.
— Что это такое? —
очень тихо спросил Уррий. Арон бросил на него быстрый взгляд —
Уррий выглядел серым, несчастным и смертельно усталым.
— Не знаю, — Арон
подошел к растению и — словно что-то подтолкнуло его так сделать —
опустился рядом с ним на колени. Протянул руку, но коснуться не
посмел — оно одновременно и притягивало, и отталкивало
его.
Уррий тоже подошел
к ростку и опустился на землю с другой стороны от него. И тоже
протянул руку.
Уже распустившиеся
листья оторвались от ростка и закружились в воздухе.
Воспитанная за
много лет осторожность должна была подсказать Арону не касаться
странных предметов, непонятно почему появившихся в странном месте.
Но он об этом даже не подумал. Вообще ни о чем не подумал — просто
наблюдал, как, кружась, сменяют друг друга в воздухе кончик листа и
черешок, пока наконец, лист не оказался на его ладони.
В памяти
шевельнулось давнее воспоминание, некогда погребенное под толщей
других, но несколько недель назад уже всплывавшее к
поверхности.
Раннее
детство.
Праматерь, которую
он только что, впервые в жизни, увидел.