Я сидел за столиком у окна, в светлом и просторном кафе, и макал
кусочек булки в кружку. Следил, как крошки расплываются в разные
стороны, как чай, изначально бывший почти прозрачным, делается
мутным. Со стороны, должно быть, я выглядел, как подросток,
загрузившийся над своими подростковыми делами. Может, даже выглядел
моложе своих лет. Так себя ведут дети в три-четыре года. Но мне
было плевать, как я выгляжу со стороны.
Мне в последнее время вообще стало плевать на многое.
В тот день, когда печати с дома сняли, я съехал от Джиана, у
которого условно жил несколько дней. Вернулся домой и несколько
минут тупо стоял, глядя на пятна крови на полу. Столько лет в
полиции, и ни разу даже не задумался, куда девается всё после того,
как перестаёт быть нужным следствию. Оказалось — никуда.
«Деваются» обычно люди. Не в силах пережить стресс, они продают
дома и переезжают. И их можно понять. Даже если позвонить в
клининговую фирму, в спектр услуг которой входит уборка мест
преступлений, смыть пятна из памяти не так просто. Это страшно —
каждый день смотреть на то место, где твою жизнь разрезали на «до»
и «после». Смотреть и вздрагивать. Поэтому люди стараются
съехать.
Так мог поступить и я, благо средства позволяли. Но, в отличие
от других людей, я не хотел забывать. Поэтому пошёл в ванную,
отыскал ведро и швабру, набрал горячей воды...
Когда госпожа Кингжао, моя названная мать, вернулась домой, я не
сказал ей, где всё произошло, хотя она просила. Она — нормальный
человек, ей это не нужно. Хотя, кажется, она всё равно догадалась.
Если мы с ней где и пересекались, так это в кухне. И трудно было не
заметить, как мой взгляд останавливается там, где на полу
растекалась лужа. Или на дверце холодильника, внизу — там, откуда я
стёр кровавый отпечаток ладони.
Раньше дом был живым. Сейчас он больше напоминал мрачный склеп,
даже когда извечная облачная дымка над посёлком расходилась, и в
окна проникал солнечный свет.
Может, я всё-таки съехал бы, хотя бы ради Кингжао, которой явно
было жутко находиться в этом проклятом доме. Но кое-что меня
останавливало. Одно крохотное обстоятельство, на которое я обратил
внимание в первый же вечер, когда заночевал у Джиана.
Тогда я всю ночь лежал без сна на диване и смотрел в потолок. В
окно бил свет уличного фонаря, наполняя комнату мёртвым холодным
светом. Джиан предложил задёрнуть шторы, я отказался. Так и лежал,
изучая узор трещин на побелке. И думал о том, что если процедура
досмотра места преступления не слишком отличается от привычной мне
по прошлой жизни, другому миру, иной стране, то дом наверняка
перерыли сверху донизу. Впоследствии я получил тому подтверждение,
когда вернулся — по дому будто ураган прошёл, всё было перевёрнуто
вверх дном.
