Стоял тихий летний вечер. Мы с Лизой сидели на крыльце, смотрели на тающие в небе розовые полоски заката и слушали, как в соседнем доме Фред Ханникат снимает газонокосилкой очередной урожай сорняков. Деловито и жизнерадостно застрекотал притаившийся в траве сверчок. Мимо по улице промчалась машина, слабый свет фар разметал в стороны тени, высветил листву платанов, чьи кроны аркой смыкались над мостовой. Где-то радио пело об огнях в гавани.
Тихий, уютный вечер. Мне до смерти не хотелось уходить. Я вздохнул – воздух чуть отдавал дымком сожженных листьев, запахом свежескошенной травы – и встал.
Лиза взглянула на меня. У нее было круглое личико, вздернутый носик, большие, широко расставленные глаза и самая милая улыбка на свете. Даже крошечный шрам на левой щеке только усиливал очарование: тот самый изъян, который делает совершенство пленительным.
– Прогуляюсь-ка я к «Саймону», выпью пивка, – сказал я.
– Ужин будет готов к твоему возвращению, дорогой, – отозвалась она и улыбнулась своей неповторимой улыбкой. – Запеченная свинина и кукурузные початки.
Поднявшись, она прильнула ко мне струящимся движением танцовщицы и коснулась губами уха.
Я спустился по ступенькам, но на дорожке помедлил и обернулся. Лиза стояла в проеме двери, свет из прихожей очерчивал ее тонкий изящный силуэт.
– Возвращайся быстрее, милый, – сказала она, махнула мне рукой и исчезла.
Исчезла навсегда.
Она не знала, что я не вернусь.
Через перекресток прогрохотал трамвай, похожий на большую игрушку с силуэтами голов в маленьких квадратных окнах. Гудели рожки. Мелькали светофоры. Прохожие торопились домой после долгого дня за прилавком, в конторе или на цементном заводе… Я позволил людскому потоку увлечь себя и зашагал наравне со всеми. Этот урок я выучил твердо. Время нельзя ускорить, нельзя замедлить. Иногда от него можно вообще отключиться, но это уже другое.
Размышляя, я через четыре квартала вышел к остановке такси на Делавэр-стрит. Уселся на заднее сиденье «рео», который следовало бы свезти на свалку лет десять назад, и сказал водителю, куда ехать. Он с любопытством взглянул на меня, недоумевая, что может понадобиться в той части города такому приличному молодому человеку, и уже открыл рот, чтобы спросить об этом, но я добавил:
– Уложишься в семь минут – получишь пять долларов.