Дождь за окном кареты напоминал серую полупрозрачную вуаль, которая словно обволакивала душным и влажным коконом. Породившая её гроза бушевала уже в отдалении, хотя, сверкала и гневалась так же сильно, как и несколько минут назад, когда оглушительный взрыв грома над самой головой заставил Бовесского епископа Пьера Кошона испуганно вздрогнуть и несколько раз перекреститься.
– Чёртов дождь! Он никогда не кончится!
Человек, сидящий напротив епископа, почтительно поддакнул, но про себя подумал, что его преподобие поминает нечистого уже раз двадцатый. И это многовато для священнослужителя, даже в таком нервном и раздражённом состоянии, в котором пребывал Кошон с самого начала поездки.
– Ещё пара часов и дорога раскиснет так, что нам придётся лезть в сёдла! А я и без того простужен. Вымокну – никакой лекарь уже не поможет – слягу окончательно!.. Передайте-ка мне вон ту бутыль, любезный. Там реймский кагор – отличное средство от простуды… Себе тоже налейте, только, умоляю, не много! Если наша с вами миссия не увенчается успехом, это вино станет бесценным, ибо область, его производящая, доступной для нас более не будет…
Спутник епископа, затаив дыхание, плеснул себе вина на один глоток и снова подумал, что даже для священнослужителя, его преподобие скуп сверх меры. И, если так пойдёт и дальше, не придётся ли пожалеть о смене хозяина, отправившего его в спутники к этому скряге? Прежний-то, того и гляди, войдёт в силу, а у нового дела складываются не лучшим образом… Хотя, как повернётся. И, может быть, услуга, которую он намерен оказать, поспособствует не только укреплению позиций нового господина, но и поможет его верному слуге продвинуться, скажем, к рыцарскому званию?…
Новый раскат грома взорвал воздух вокруг кареты и заставил перекреститься уже обоих.
– Эта гроза словно кружит над нами! – обиженно проговорил Кошон. – Минуту назад казалось, что ушла, и вот, нате, пожалуйста, вернулась!
– Может, Господь гневается за что-то, ваше преподобие?
Глаза Кошона от злости стали бурыми. Последнее время он вообще выходил из себя, когда кто-то, в его присутствии, заговаривал о Божьей воле. Но сейчас, без защиты каменных стен своей резиденции, епископ поостерёгся открыто выражать собственный гнев. Кто знает – а вдруг?.. «Однако, сердит Господь или нет – ещё неизвестно, – подумал он, – а вот герцог Бэдфордский совершенно определённо вышел из себя. Да и Филипп Бургундский, ещё неизвестно, как нас встретит… Тут со всех сторон жди беды!».