Полковников милиции Сотина и Веткина застрелили шестого августа около двадцати одного часа. Тела лежали на асфальте рядом с личной машиной полковника Сотина.
Стоявший в стороне старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Лев Иванович Гуров наблюдал за осмотром места преступления. Лицо его было холодно, оно, казалось, застыло в болезненной гримасе. Сыщику перевалило за сорок, высокий, статный, элегантный, он порой стеснялся своей киношной внешности. Виски ему уже серебрило, но голубые глаза не тускнели.
Он неохотно принимал участие в осмотрах места преступления и трупов. Гуров не сомневался: аппендикс лучше именитого профессора удалит дежурный хирург обычной больницы. Осмотр лучше «важняков» проведут оперы, работающие «на земле». Сейчас, глядя, как работает группа, а любопытные из-за ограждения вытягивают шеи, пытаясь увидеть что-либо интересненькое, сыщик, как обычно, удивлялся поведению людей. Он проработал в розыске почти четверть века, видел множество трупов, однако и сегодня не способен спокойно смотреть на мертвого человека. Жил-был человек, и враз его не стало. Это же трагедия, чего здесь любопытничать, разглядывать – перекрестись и иди домой. Нет, стоят, и не один час.
Застрелили полковников на улице Адмирала Макарова, что тянется от Войковского моста параллельно Ленинградскому шоссе, где упирается в метро «Водный стадион». Улица неширокая, сравнительно чистая и малолюдная, крупных магазинов здесь не имеется. Дом, в котором жил полковник Сотин, добротной кирпичной постройки, планировалось отдать большим начальникам, но стоявший в вековых очередях многосемейный люд озверел, неожиданно вспыхнул скандал, и власть отступила. Хотя тесть полковника, шишка важная, советник президента, не отступил, и вот спустя почти семь лет… Гуров растер окурок об асфальт и прикурил новую сигарету, хотя во рту было горько, а на душе еще горше. Он погибших не знал, так, раскланивался при встрече, не более. Но все было мерзопакостно, и люди, больше часа толпившиеся у тел убитых, ведь осмотр места преступления – дело ответственнейшее, тихо разъезжались.
Сыщик ненавидел первые часы, порой и сутки, после громкого преступления. Толкотня из генералов и лиц высокопоставленных, у каждого мнение, даже версия, хотя еще и неба не видно. Позже, когда пороховая гарь осядет и станет ясно, что ловить в данном деле нечего, высокие генералы и чиновники тихо исчезнут в кабинетах, загородятся секретарями, совещаниями, загранпоездками. Трупы и менты останутся один на один. Только тогда и начнется работа. И ни минутой раньше.
