Пролог
Ослепительный свет пролился в землянку.
Яркий, палящий, он выжег глаза, заставляя выть от боли, корчиться, скулить.
Больно!
И тут же молнией в голове: «Охотники!!!»
Дикий ужас поднялся из живота к горлу, подпрыгнул тугим комком, а потом упал обратно. Волна жара. Выступивший пот. Все быстро. По-звериному быстро.
Вскочить и ринуться в слепящее марево. Не видя, не в силах разомкнуть веки. Прыгнуть только на звук, на запах.
Человек!
Рассыпаться яростным рыком и… захлебнуться хрипением, болью, кровью. Налетел на железо. По брюху стекает горячее, липкое. Нутро полыхает огнем. И тут же запахи, звуки – все навалилось. Визг щенков, рык и хрип погибающей Стаи.
А когти жалко скребут утоптанную землю. Только бы встать! Я поднимусь, поднимусь. Ты сам кровью захлебнешься. Я встану, вот увидишь. Скотина! Поднимусь.
Но прежде – ползти. Ползти на звук. На слабое поскуливание. Где ты, родная? Ничего не вижу. Ползти на запах – ее запах! Пересохшим широким языком лизнуть окровавленную оскаленную морду.
Я здесь, очнись, очнись… Я тут. Родная моя.
Ярость. Ох, какая ярость! Кто бы знал, откуда силы взялись.
Прыгнуть, вспахивая залитую кровью землю.
Разорву тебя, убью тебя, тварь жестокая! Зачем их? Щенков зачем? Ее зачем? До глотки доберусь. Сдохну, но доберусь. Убью тебя, тва…
Огромный, истекающий кровью волк тяжело прыгнул. Фебр взмахнул мечом и перерубил зверю хребет. Туша рухнула на утоптанный пол землянки. Черная кровь лилась из раны толчками.
– Здоровый какой, скотина, – с чувством сказал ратоборец, вытирая клинок о жесткую шкуру. – Откуда в них тела столько, когда оборачиваются? Мужичонка-то был хилый, а гляди – вызверился в какого…
Тот, к кому он обращался, – облаченный в серое одеяние колдун – присел на корточки рядом с хищником.
– Да Встрешник их разберет… – Он положил ладонь на широкий лоб волколака и заговорил слова заклинания.
Ратоборец тем временем огляделся. Яркий солнечный свет, льющийся в распахнутую дверь, освещал убранство убогого жилища и безжизненно лежащих обитателей: нескольких щенков и прибылых, двоих переярков, суку и матерого.
Пока Фебр обходил оборотней, небрежно пиная ногой то одного, то другого, дабы наверняка удостовериться, что мертвы, в дальнем углу, там, где грудой была свалена меховая рухлядь, кто-то завозился.
Обережник занес меч для удара и шагнул вперед. Он уже был готов убить, но из-под обтрепанных заячьих шкурок высунулась девичья голова – кудлатая, взъерошенная. В глазах испуг, да что там – ужас.
