В плену твоих лап
Глава 1
Довольно большое летное поле
аэродрома небольшого сибирского городка Усть-Лим заливало яркое
солнце. Светило, но уже не грело, а пронзительный ветер гонял по
площадке для посадки вертолетов оранжевые, желтые, красные листья.
Словно развлекал или поторапливал людей, приехавших к месту стоянки
старого, но вполне работоспособного, большого вертолета на двух
автомобилях с солидным охотничьим снаряжением. Еще не мокрые и
бурые, а по-осеннему нарядные разноцветные листья то покрывали
скучно-серую бетонную полосу красочным ковром, то неслись вдоль
нее, кружились и с шелестом опадали.
Завернувшись в пуховую ажурную шаль,
я расстроенно смотрела в сторону винтокрылой машины, в которую
только что загнали потрепанный жизнью уазик. Руководили погрузкой
два пилота. Пассажиры сегодня несколько необычные — четверо арабов
в развевающихся на головах белых платках-гутрах: двое солидного
возраста и двое молодых, наверняка с военной или похожей на нее,
подготовкой, переговариваясь между собой, заносили внутрь сумки со
снаряжением и провизией. За их четкими размеренными действиями
следила необыкновенно красивая, стройная молодая женщина с не менее
интересным, редким именем — Василика.
Ветер-забияка трепал ее длинные
черные волосы, а лучи солнца нежно касались золотистого, смуглого
от природы лица. Одернув зеленую куртку, она обернулась, и ее
пухлые, чувственные губы дрогнули в мягкой, успокаивающей улыбке,
обращенной ко мне. Пришлось изобразить на лице спокойствие и
уверенность, загнав подальше привычный безотчетный страх. И
все-таки я не сдержала тяжелого вздоха, отчего серо-зеленые глаза
Василики, словно подернутые чувственной поволокой, затуманились еще
больше, и теперь в них тоже светились беспокойство и тревога. Она
бросила короткий неуверенный взгляд на арабов, потом снова на меня,
нахмурившись.
Чуть в стороне с начальником
аэродрома беседовал не менее примечательной внешности молодой
мужчина. Этот высокий широкоплечий брюнет привлекал внимание не
столько красивыми чертами лица, сколько аурой мужественности и
внутренней силы. На людях мы обращались к нему коротко, по имени:
Влад. И каждая из трех женщин семьи Мишкиных питала к нему глубокие
чувства. Я — глубокую привязанность, любовь и уважение. Влад всегда
искренне и по-доброму заботился о нас, чем бы не занимался, какие
бы мысли, проблемы и эмоции его не одолевали.
