Рыжий. Том 2. Остановившие бурю

Танайя была хорошей дочерью. По крайней мере, для отца. Матушка, в свои двадцать пять выглядевшая на семнадцать, родив троих дочерей, посчитала супружеский долг исполненным и со всей нерастраченной энергией окунулась в мир страстей, измен и коварства королевского двора, бросив воспитание детей на нянек, да на отца, оставившего службу.

А отец был ярым поклонником не успевшей потеряться в реке истории Тенаурат, отчего на службе имел проблемы. Оказавшись в опале, выводов не сделал. Дочерей воспитывал в «старых правилах», как понимал их сам. Потому к двенадцати оборотам Танайя пятник стрелы держала увереннее, чем вышивальную иглу, а «Кодекс чести и дуэльного разрешения его порушенья» знала лучше, чем молитвы Герату Милостивому и Танаре Возлюбленной.

Хотел отец, чтобы дочери росли, как подобает благородным дамам Тенаурат — они и росли, по полдня занимаясь в акробатическом зале, да объезжая скакунов.

К четырнадцати оборотам девочка научилась стрелять из лука стоя, с колена, с седла, а пятнадцатый день рождения встретила на стрельбище, уверенно поражая мишени лежа и с завязанными глазами. Пусть в метании ножа она не преуспела, но лук словно льнул к её пальцам. Даже кривоватые, плохо сбалансированные самодельные стрелы ложились в «семечко», если она слышала лук, а лук признавал её.

Пожалуй, это чаще всего вспоминала Танайя, пробираясь пустошами да болотами родного края к неведомой Лагранне, к свободе и жизни, после того, как неведомые враги напали в ночи на замок Вару и перебили всех его обитателей.

А её спас случай. Девушке приснилось, будто в подвале восходного крыла дома для неё одной разгорается свечение и звучит не то песнь, не то заклятье, зовущее её. Будучи дочерью своего отца, она не испугалась, ведь отец говорил, что пугаются лишь недостойные. Настоящий благорожденный обязан выяснить причину страха, и, используя его, как путеводную нить, устранить эту причину. Девушка поднялась с постели, и, как была, в тонком ночном платье и легких туфлях, не размыкая глаз и не отпуская сон, покинула спальню, спустившись мимо озадаченных заговорщиков вниз.

Зов в голове звучал всё увереннее, по мере того, как она спускалась ниже и ниже. Стало холодно, но Танайя только передернула плечами. Помимо зова, в ней проснулось любопытство. Несмотря на смеженные веки, она, словно наяву, видела стены подземелий, обходила препятствия, уверенно выбирая дорогу. С изрядным трудом подняла тяжеленную крышку, до поры спрятанную под кучей мусора в заброшенном подвале. И открыла глаза только среди древней усыпальницы. Замок не принадлежал отцу по праву происхождения, был получен за службу в те годы, когда король ещё благоволил молодому отчаянному офицеру. Кто был похоронен в этой усыпальнице, девочка не знала. Но страха почему-то не было. Было холодно и сухо, на надгробиях лежал толстый слой пыли, пыль покрывала стены и паутину, сплетенную невесть когда, давно заброшенную создателями. А вот свечение и вправду было: в самом дальнем конце усыпальницы, над сильно разрушенной временем могилой словно расцвел сияющий цветок, разливающий вокруг красивое жемчужно-восходное свечение. Девушка приблизилась к руинам саркофага и увидела покоящийся среди каменного крошева древний, изъеденный временем лук без стрел и тетивы. Чем ближе подходила она к светящемуся оружию, тем увереннее, сильнее в голове метались слова: «Возьми его! Возьми! Он столько эпох ждет тебя!»