«Меня зовут Фелисити. Эту запись я делаю у себя дома…»
Девушке на пленке лет восемнадцать-девятнадцать, красивая блондинка – типичная американка, каких показывают в молодежных фильмах. Каждый день она садилась перед камерой и рассказывала, как прошел день: «Повсюду трупы. Крики. Тишина. Выстрелы». Мир стал другим в мгновение ока.
Камеру я нашел на телевизоре и последние полчаса смотрю запись. В комнате повсюду фотографии счастливой семьи: пара средних лет и их дочь Фелисити.
– Сколько вас еще осталось? – спросил я вслух. Может, Фелисити – последняя во всем мире и вела видеодневник, чтобы не исчезнуть бесследно, как другие.
Я вспомнил изуродованные тела своих друзей: Дейва, Анны и Мини.
В Рокфеллеровском небоскребе я застилал и мял их постели, накрывал стол на четверых и выбрасывал еду с крыши, притворяясь, что не замечаю полные тарелки. Я много чего старался не замечать. Я сам наблюдал за городом со смотровой площадки и сам себя сменял на дежурстве.
Это я прострелил запертую дверь в квартире 59С, это я печатал там на старой механической машинке. Это я стрелял в человека на улице и смотрел, как он медленно оседает на землю. Мы с друзьями не расставались, но после катастрофы видел их я один.
За эти дни я не встретил ни одного нормального живого человека. Был я, были охотники и, возможно, где-то еще были другие люди. А Фелисити – вот она, здесь, рядом, настоящая. Я должен, обязан найти ее, должен убедиться, что с ней все в порядке, что она жива.
– Где ты? – чуть слышно произнес я, и мой шепот исчез в тишине, как исчезает один хлопок в громе аплодисментов. Вместе со словами изо рта выскользнуло облачко пара, хотя мне было на удивление тепло в этой квартире.
Я перемотал пленку на самый конец: «Сегодня на рассвете я ходила искать людей… Мне кажется, они где-то рядом, но я слышу их только по ночам. Я побоялась подходить, побоялась, что они начнут стрелять или…».
– Ты видела их? – спросил я девушку на экране. – Ты видела, что они делают?
Я вспомнил первую встречу с охотниками. Они подставляли дождю раскрытые рты, жадно ели снежную жижу – но не все: некоторые стояли на коленях возле тел на асфальте, погрузив рты и руки в свежие раны. Их мучила жажда, и они готовы были утолять ее чем угодно: даже кровью.
«Страшные, безумные люди! Им все равно, что пить. Они пьют кровь из умирающих, еще живых людей, так же просто, как они пьют из любой грязной лужи», – говорила Фелисити.
