Ноябрьский туман, густой и влажный, словно мокрая вата, забивал легкие и оседал ледяной росой на воротнике тяжелого драпового пальто. Петербург в это утро не просыпался – он медленно всплывал из молочной хмари, являя миру то острый шпиль Адмиралтейства, то смутный абрис Исаакия, окутанный серой дымкой, как божество в храмовых курениях. Арсений Петрович Лыков втянул стылый воздух, в котором смешались запахи речной воды, угольного дыма с барж и едва уловимый аромат кофе из кондитерской Вольфа и Беранже, доносившийся с Невского. Город жил своей тайной, размеренной жизнью, и эта жизнь была для Лыкова партитурой, где любая фальшивая нота, любой неуместный диссонанс были слышны ему одному.
Его кабинет в здании Сыскной полиции на Гороховой был островом порядка в этом океане тумана и недомолвок. Тяжелые дубовые стеллажи, заставленные папками с делами, переплетенными в одинаковую черную кожу. Идеально вычищенный письменный стол, где каждый предмет – от серебряного ножа для бумаг до массивной чернильницы – знал свое место с математической точностью. Даже солнечный луч, если бы ему удалось пробиться сквозь мутное стекло, лег бы на пол по заранее выверенной траектории. Здесь Лыков препарировал хаос, превращая его в стройную цепь улик и мотивов. Он как раз заканчивал отчет по делу фальшивомонетчиков из Лиговки, когда тишину нарушил резкий стук в дверь.
Вошел околоточный надзиратель Потапов, молодой, румяный, с вечно испуганными глазами. Он вытянулся в струнку, отчего его форменная тужурка натянулась на животе.
– Ваше высокоблагородие, Арсений Петрович. Происшествие. С Английской набережной доложили.
Лыков не поднял головы, продолжая выводить последнюю фразу каллиграфическим почерком. Ручка с тихим скрипом скользила по плотной бумаге.
– Убийство? – спросил он ровным, лишенным эмоций голосом.
– Никак нет. Пропажа. Экипаж купца первой гильдии Брюханова Захара Игнатьевича. Исчез. Вместе с кучером, лошадьми и неким грузом.
Лыков наконец отложил ручку, промокнул чернила и поднял на Потапова свои проницательные серые глаза. В них не было ни удивления, ни интереса – лишь холодная сосредоточенность хирурга перед операцией.
– Пропажа экипажа – дело Уголовного розыска, Потапов. Почему беспокоят меня? Краденых лошадей ищут в других кабинетах.
