Тот год, 1933-й, навсегда выжег в детской памяти восьмилетней Алии абсолютно все запахи, оставив лишь три – горький аромат степной полыни, колючий холод ледяной пыли и липкий, всепроникающий запах страха. Вкус хлеба девочка уже не помнила.
Степь, щедро кормившая поколения её предков, замолчала. Замолчала страшно, по-мёртвому. Больше не звенели весёлые колокольчики на упитанных шеях овец, не доносился до слуха сытый храп отдохнувших коней у коновязи.
Ветер, прежде приносивший из трубы соседнего аулбасы густой и дразнящий аромат дыма и варёного мяса, теперь гнал по земле лишь могильный холод и тихий, постыдный стон, что доносился из остывающих юрт.
В ауле Булак, затерявшемся в Хобдинском районе, воцарился он. Великий Голод.
А ведь её память, цепкая, детская, всё ещё хранила яркие обрывки совершенно другого мира. Мира, где она была не просто Алиёй, а Алиёй САРКУЛОВОЙ. Мира, где её отец, Нурмухамбет – высокий, сильный и смешливый – был не беглецом, а хозяином.
Он происходил из «тех самых», из знатного, уважаемого рода. В их большом доме, как ей тогда казалось, всегда витал божественный запах горячих баурсаков, которые мама Маржан ловко опускала в кипящий жир. Пахло крепким чаем с парным молоком и, конечно, праздничным бешбармаком по выходным.
Девочка помнила, как отец подбрасывал на могучих руках её и крохотного братика Багдата, и его смех гремел так громко, что, казалось, его слышала вся бескрайняя степь.
Она была абсолютно счастлива.
И ещё не знала, что слово «бай», которым когда-то уважительно величали её предков, уже превратилось в клеймо и проклятие.
А потом привычный, уютный мир рухнул в одночасье.
Новая власть, пришедшая под алыми флагами, не терпела тех, кто был «знатным» и «богатым». На далёком XV съезде ВКП(б) было решено: коллективизация и экспроприация.
Вскоре по аулу поползли чужие, незнакомые люди в пыльных гимнастёрках. Они не говорили – они рычали. Они забирали скот, подчистую выгребали из сундуков последнее зерно, не оставляя ничего.
Отца Алии, Нурмухамбета, как «потомка бая», стали таскать на допросы. Возвращался он оттуда почерневшим, молчаливым и подолгу смотрел на тлеющие угли в очаге невидящим взглядом.
В одну из таких тревожных ночей он тихо подошёл к спящей Алие, невесомо поцеловал её в лоб и ушёл. Ушёл в бега, спасаясь от неминуемой решётки или холодной ссылки. Он верил, что сможет переждать смутное время. Он надеялся, что обязательно вернётся за своей семьёй.
