– Ну же, Сэм, расскажи нам что-нибудь, – сказала я, когда мы с Гарри подползли к нему и сели к нему на колени в отблесках яркого вечернего огня. Тётя Лоис возилась, готовя чай, а бабушка на другом конце камина тихо штопала пятку на чулке.
В те времена у нас не было журналов и ежедневных газет, в каждой из которых публиковался бы какой-нибудь рассказ. Раз в неделю из Бостона приходила «Колумбия Сентинел» с небольшим количеством новостей и редакционных статей; но всего этого разнообразия – изобразительного, повествовательного и поэтического – которое так увлекает нынешнее поколение, тогда ещё не существовало. В Олдтауне не было ни театра, ни оперы; не было там ни вечеринок, ни балов, за исключением, пожалуй, ежегодных выборов или Дня благодарения; а когда наступала зима и солнце садилось в половине пятого, оставляя после себя долгие тёмные вечера, необходимость в развлечениях становилась насущной. Поэтому в те дни рассказывание историй у камина стало настоящим искусством. В то время общество было полно традиций и преданий, которые окутывали его неясным сиянием и таинственностью, как огонь в очаге. Их рассказывали сочувствующим слушателям при свете разгорающихся дров и гаснущих углей, а сверчки в очаге заполняли каждую паузу. Затем старики рассказывали молодым свои истории – рассказы о молодости, о войне и приключениях, о днях, проведённых в лесу, о пленении и побегах от индейцев, о медведях, диких кошках и пантерах, о гремучих змеях, ведьмах и колдунах, о странных и чудесных снах, видениях и предзнаменованиях.
В те времена, когда Массачусетс только зарождался, вера и доверие витали в воздухе. Две трети Новой Англии тогда покрывали непроходимые леса, в дебрях которых таинственный зимний ветер стонал, визжал и выл, издавая странные звуки и необъяснимый шум. Вдоль скованного льдом берега бушевала и грохотала Атлантика, вздымая свои стонущие воды, словно для того, чтобы заглушить любой голос, который мог бы рассказать о размеренной жизни старого цивилизованного мира, и навсегда запереть нас в этой глуши. В те дни хороший рассказчик всегда мог рассчитывать на тёплое местечко у очага и восторженное внимание детей; и во всём Олдтауне не было рассказчика лучше Сэма Лоусона.
– Ну же, ну же, расскажи нам что-нибудь, – настаивал Гарри, широко раскрыв голубые глаза, в которых, как в зеркале, отражалась непоколебимая вера. – Пусть это будет что-нибудь странное и необычное.
