Серверная стойка гудела, как гигантский металлический улей, и этот монотонный, низкочастотный звук был для Кирилла Соколова единственной колыбельной, способной унять тревогу. Здесь, в холодной, пахнущей озоном и пылью утробе серверной, мир обретал смысл. Потоки данных текли по венам оптоволокна, подчиняясь строгой, непреложной логике. Запросы находили ответы, пакеты достигали адресатов, протоколы соблюдались неукоснительно. Это была вселенная, где на каждый вопрос существовал единственно верный ответ, где хаос можно было упорядочить командой в консоли. Вне этой комнаты логика давала сбой.
Сегодняшний сбой имел имя: «Каскад-8». Полный отказ основного кластера баз данных за час до сдачи квартального отчета. В опенспейсе, за стеклянной стеной серверной, метались тени – проектные менеджеры, аналитики, сам руководитель департамента. Их паника просачивалась сквозь стекло бесшумными волнами, но здесь, внутри, Кирилл был спокоен. Он был хирургом, склонившимся над пациентом, чьи внутренности ему знакомы до последнего транзистора. Его пальцы, длинные и тонкие, летали над клавиатурой терминала. Не было ни одного лишнего движения, ни одной опечатки. Логи ошибок на черном экране сменяли друг друга, складываясь для него в осмысленное повествование о катастрофе. Он видел ее архитектуру, ее первопричину – криво написанный скрипт резервного копирования, запустивший цепную реакцию, похожую на аутоиммунную атаку организма на самого себя.
– Соколов, ну что там? – голос начальника, Анны Викторовны Заславской, прорвался через интерком, резкий и нетерпеливый, как SQL-запрос с высоким приоритетом.
Кирилл не ответил. Разговоры были избыточным процессом, тратой вычислительных ресурсов. Он просто ввел последнюю команду, и гул стоек на мгновение изменил тональность, словно улей облегченно выдохнул. На его мониторе зеленым загорелся индикатор статуса. Система была в норме. Он медленно снял очки, протер стекла краем серой толстовки и надел их обратно. Мир снова обрел резкость.
Выйдя из серверной, он окунулся в чужеродную среду. В опенспейсе пахло кофе, парфюмом и человеческим напряжением. Десятки глаз, до этого устремленных на него с надеждой, теперь выражали облегчение. Люди – это API с неясной документацией и постоянно меняющимися методами. Он кивнул в сторону Заславской, что должно было означать «все работает», и двинулся к своему месту в дальнем углу, надеясь, что его защитный фаервол невидимости снова активируется.
