Карина Ольшанская
Врываюсь в кабинет Серковского, дергаю ближайший к столу стул и падаю на него. В груди горит, словно кипятка хлебнула, и слезы, идиотские слезы. Делаю глубокий вдох, расстегиваю пуговицы пиджака и приказываю себе держаться.
– Зачем пришла? – равнодушный голос Вадима не сулит ничего хорошего, но я не обращаю на это внимания.
– Он уволил меня! Просто выставил за дверь! – Ору, а Серковский даже глаз от монитора не отводит, словно он здесь ни при чем. – Слышишь меня?!
– Не ори! – Вадим наконец-то удостаивает меня своим вниманием. – Это во-первых. Во-вторых, а что ты хотела? Чтобы Гончаров тебя по головке погладил за твои выкрутасы?
– А ты, значит, у нас белый и пушистый – облокачиваюсь на стол и наклоняюсь вперед.
Запах дорогого парфюма щекочет нос, дразнит, и я невольно рассматриваю Серковского. Задерживаюсь взглядом на его губах, скольжу вниз, к шее и упираюсь в распахнутый ворот белоснежной рубашки.
– Ну, не я же пытался заполучить в свою постель Гончарова – нагло ржет Вадим и мне становится так обидно.
Он прав, я идиотка. Хлесткие слова отрезвляют, и я поспешно отвожу взгляд. Сама пришла к нему, и в отчаянии, в обмен на базу поставщиков «Моцарта» просила подыграть, и он подыграл… мастерски, чего уж там говорить. Ужины, цветы… я даже забывать стала, что все это ради Гончарова затевала.
– Да, но потом же… мы же… – неуверенно лепечу я.
– Что? – теперь уже Серковский наваливается на стол и сверлит меня взглядом.
– Ничего – совсем тихо произношу и отворачиваюсь.
– Тогда не задерживаю – все так же ровно и холодно произносит Вадим.
– Я, – пытаюсь возразить, но мои слова тонут в мелодии мобильного, что на весь кабинет возвещает о входящем звонке.
– Да! – почти гавкает в динамик Серковский, и я вздрагиваю. – Буду через пятнадцать минут!
Ненавижу себя сейчас. За то, что пришла, что напридумывала себе в розовых мечтах, что такие, как Гончаров или Серковский, могут заинтересоваться обычной девушкой.
«Гончаров и заинтересовался – шепчет внутренний голос, ковыряясь в еще ноющей ране – Только не тобой, Карина».
Вадим встает, сдергивает со спинки стула пиджак и, не обращая на меня внимания, идет к двери.
Я думала, ничего хуже, чем разговор с Гончаровым и последующее увольнение быть не может.
Оказалось, может.
Сейчас я хочу провалиться, испариться, исчезнуть! Все что угодно, лишь бы очутиться вне стен этого мрачного кабинета. Темная мебель, стулья в черной коже… Прямо под стать хозяину.
