Нина
Солнце вставало над Нижнемирьем впервые за пять тысяч лет.
Стрекочущие в ветвях насекомые вдруг умолкли разом, словно по команде. Воцарилась тишина – такая густая и звенящая, какая бывает только после сильной метели. Тишина, что заставляет прислушиваться к биению собственного сердца. Казалось, сам мир затаил дыхание, замер в ожидании того, что же произойдёт дальше.
Я повернулась и прищурилась, подняв руку, чтобы защитить глаза от непривычного, почти ослепительного сияния. Горизонт пылал багровыми и янтарными красками, полыхал, как костёр. Я так привыкла к вечной темноте, что уже и не надеялась когда-нибудь снова увидеть солнечный свет. Он был прекрасен и ужасен одновременно – прекрасен своей чистотой, ужасен тем, что означал.
Вечные вырвались на свободу. Игра окончена.
Самир развернул меня к себе лицом. Внезапно он прижал меня к себе с отчаянной силой, словно боялся, что я рассыплюсь в прах прямо у него в руках.
– Прости меня, умоляю, прости, – его голос был низким, надломленным, полным отчаяния и тревоги. – Я не мог позволить тебе остаться на дне этого проклятого озера. Не смог бы. Я не переживу, если ты исчезнешь из моего мира во второй раз. Понимаешь? Я… я разрушил всё.
Я подняла руки, прикоснулась к его лицу и поцеловала. По его щекам всё ещё беззвучно скатывались слёзы, и губы были солёными от них. Он прильнул ко мне, как человек, чувствующий, что это прощание. Последнее. У меня не было для него слов утешения. Я не знала, что сказать, чтобы стало легче, чтобы боль притупилась хоть немного. Я не имела ни малейшего понятия, что будет дальше. Сказать, что всё хорошо, было бы наглой ложью, и мы оба это знали.
– Я люблю тебя, – прошептала я, прерывая поцелуй. – Что бы ни случилось, Самир. Слышишь? Я люблю тебя.
Я склонила его голову так, чтобы его лоб упёрся в мой. Он всё ещё сжимал меня в объятиях, словно тисками, будто что-то вот-вот должно было вырвать меня у него из рук. Возможно, так оно и было.
Его плечи сгорбились под тяжестью невыносимой ноши, что давила на него изнутри.
– Ради этих слов я готов вновь и вновь уничтожать миры, – его голос дрогнул. – Я буду хранить их в сердце до того дня, когда мне наконец позволят умереть. Благодарю тебя за этот дар, Нина, моя стрекоза. Но я знаю, что это не продлится вечно. Не может. Твоё сердце изменится.
