Тактильный голод.
Слова, как ярлыки, аккуратно раскладывались в сознании, пытаясь классифицировать хаос ощущений. Этот термин подходил наиболее точно. Шершавая ткань нового костюма не просто неприятно касалась кожи – каждая нитка впивалась в нервные окончания микроскопическими иглами статического электричества, создавая на теле невидимую карту дискомфорта. Яркий неоновый свет в приемной главного врача не просто резал глаза. Он пробивал веки закрытых глаз, расплываясь в сетчатке в ядовито-зеленые, пульсирующие ореолы, за которыми клубились багровые пятна. А ровный, ни на секунду не прекращающийся гул системы вентиляции… он был самым коварным. На поверхности – всего лишь фоновый шум. Но для Лео он нарастал, слой за слоем, превращаясь сначала в низкочастотный гул гигантского роя пчел, затем – в оглушительный рев реактивного двигателя, который вот-вот должен был разорвать его череп изнутри.
Лео сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Острый, локализованный болевой импульс. Хорошо. Он мог работать с болью, которую понимал. Он закрыл глаза, отсекая самый разрушительный канал – зрение. Внутри, за веками, начиналась его территория. Тишина. Не пустота, а идеально стерильное, выверенное пространство.
Он построил там мысленную модель. Не абстрактную схему из учебника, а конкретное, трехмерное, пульсирующее сердце девочки, чью историю болезни он мельком увидел в журнале на столике. Тетрада Фалло. Четыре аномалии, как четыре сбойных параметра в сложной системе. В его сознании орган медленно вращался, подсвеченный изнутри холодным, синеватым светом. Он мысленно прокладывал путь для скальпеля, рассчитывая угол, глубину, силу нажима. Накладывая швы тоньше человеческого волоса, он видел, как нить – рассчитанный до микрона полимер – ложится в идеальную линию, не оставляя шрамов на ткани его воображения.
Это был единственный язык, на котором он говорил бегло. Без акцента, без неправильных глаголов. Язык анатомии, физиологии, математической точности. Единственный словарь, в котором не было двусмысленных идиом и ядовитых подтекстов.
Дверь открылась.– Доктор Вайс, прошу.
Звук скользящего замка прозвучал для него таким же оглушительным, как тот вымышленный реактивный двигатель. Лео открыл глаза, и мир обрушился на него вновь. Он поднялся, чувствуя, как ткань костюма сдирает с кожи невидимый слой, и последовал за секретаршей, стараясь идти ровно по центру коридора, чтобы избежать случайных прикосновений к стенам.
