Пристанище. Путешествия на Святую Гору в Греции

Перевод:

Наталья Сорокина

Редактор:

Ольга Гаврикова

Комментарии, послесловие:

Константин Львов

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2025

Церковь Преображения Господня на вершине горы Афон

Здесь, в пышных долинах, изобилие пчел, смокв и олив. Прелюдия. Год в Англии

Письма из-за границы приходят днем. Каждый конверт сулит перерыв в монотонности дней; каждый по вскрытии являет лишь очередную грань обыкновенного мира. Но недавно стали приходить письма иного рода, странно надписанные, еще страннее внутри. «Мы наслышаны, – говорится в одном таком письме, – что вы благополучно возвратились на вашу славную родину и уже находитесь в кругу самых дорогих вам людей в добрейшем здравии. 〈…〉 P. S. Мы в этом году не испытывали холодов до сей поры». «Я горжусь тем, – написано в другом, – что всемилостивый Бог позволил нам снова вас увидеть. 〈…〉 Да убережет он вас от всякого зла во веки веков. Пришлите мне из Англии десять метров черной материи на пошив облачения». Незнакомые каракули обретают четкость, и в памяти предстают отправители этих писем, их товарищи, недели, проведенные в их обществе. Пока вся экскурсия в их неуловимый мир не становится определенной, как границы сна. Однако опыт, будучи личным, вписывается в более широкую ретроспективу. Цвет их пространства живет по контрасту с моим. Без этого измерения исчезает романтика.

Период, предшествовавший именно этому отъезду с земли, как это бывает, удобно укладывается в год. И это именно период: сентябрь застал мой отъезд с той широты, куда следующим августом мне предстояло вернуться. На пути домой мы отправлялись из Константинополя, по Черному морю румынским судном в Констанцу, оттуда в Бухарест, а дальше в Вену, где промышленная выставка, расположившись в трех зданиях, каждое больше Альберт-холла, полностью состояла из кастрюль[2]. Потом было несколько дней в Париже. И вот мы снова в Англии, в саду с итальянскими астрами, где желтеет орляк, а голубые столбы дыма наполняют воздух ароматом горящих листьев. Уже началась охота на лисят, обнаружив те неизвестные часы, когда крупные капли росы мерцают в дымчатом свете, а деревья и растения вдвойне живы. В конце концов середина ноября принесла с собой и верхний этаж в Лондоне[3], связанный, несмотря на близость Мэрилебон-роуд, с этим высшим жилищным снобизмом – телефонным узлом Мейфэр.