Хотелось изящно зацепиться каблуком за перекладину высокого барного стула, но железяка оказалась слишком толстой для модных Асиных казаков со скошенным каблуком. Нога соскользнула на пол, туловище повело вперед. Со стороны могло показаться, что виной неуклюжести два пустых стакана на стойке прямо перед ее глазами, а не эксперимент с каблуком и стулом, но виски со своей работой не справлялся уже неделю. Голова оставалась усталой, но ясной, только руки немного немели и ноги затекали.
Рука девушки, почти выпрямленная в локте, лежала на стойке бара, голова на руке, глаза смотрели на пустые хайболлы – последнее время она перешла с шотов на лонги, оттягивая момент, когда придется остаться в одиночестве. Нога снова потянулась к перекладине стула – и снова промахнулась. «Даже стул зацепить не получается, не то что мужика», – мелькнуло в голове у Аси.
– Ась, поезжай домой. Поспишь, а утром обдумаешь, как дальше жить, – посоветовала барменша, отклеившись от блендера и протянув гостье зеленый смузи со шпинатом вместо виски.
– Не хочу, Ксю, – девушка подняла голову, выровняла туловище и оттолкнула руку подруги. – Не хочу ничего обдумывать. Двух виски вполне достаточно, чтобы десять минут бездумно повыть в ванной, а утром пойти на работу.
Барменша забрала пустые стаканы, взяла чашку из кофейной башни, перегнулась через стойку и поставила ее в кофемашину, стоявшую к ней спиной, нащупала и нажала верхнюю кнопку – Ксюша слушала подругу внимательно и сочувственно, но и работать не забывала.
– Ксю, может, ты позвонишь ему?
– И что?
– Не знаю. Спросишь как у него дела или еще что-то. Вы же друзья.
Обе замолчали.
– Хотя ладно. Поеду домой – напьюсь. А завтра в отпуск уйду.
* * *
– Сколько буханок?
– Давай пять. Если ж в четверг не приедете, все равно пропадут. А пять мы и до завтра съедим, – женщина потянула косточкой на запястье съехавшую на брови косынку и стала укладывать в синюю клетчатую сетку буханки свежего серого хлеба.
– Да оладьев напечешь, если не приедут. Чай скотины полон двор. И масло свое, и сметана, – заметила женщина постарше, забирая из рук продавца свою одинокую буханку.
Ох, что это был за хлеб. Корочка равномерно бежевая, по углам рыжеватая – откусываешь и вся грудь в крошках, – а мякоть, липкая и влажная, сама во рту тает.
