Ноябрь вцепился в Лондон мертвой хваткой. Он не пришел, а просочился, поднялся из стылой Темзы и выполз из сырых переулков, смешавшись с угольной гарью в нечто плотное, осязаемое. Этот туман, желтый, как старая газетная вырезка, не просто скрывал город – он его переваривал, глушил звуки, размывал очертания, превращая знакомые улицы в декорации к чужому, тревожному сну. Для инспектора Аластера Финча он был привычным фоном, саундтреком его жизни, состоявшим из кашля моторов и едва слышного шепота дождя по полям шляпы.
Звонок застал его в кабинете, над чашкой остывшего чая, который уже отдавал горечью танина и разочарования. Голос на том конце провода был молодым, полным той неуместной бодрости, которую Финч давно научился презирать. Констебль Бартон. Бейкер-стрит, 237б. Второй этаж. «Самоубийство, сэр. Все чисто. Врач уже здесь, готов подписать бумаги. Но, сэр… комната заперта изнутри».
Финч молча повесил трубку. «Все чисто». Эта фраза в полицейском лексиконе означала конец работы. Для него она всегда была началом. Он накинул твидовый пиджак, жесткий и колючий, как собственная совесть, и поправил шляпу. Его «Остин Кембридж» завелся с протестующим стоном, словно старый солдат, которого подняли по тревоге с госпитальной койки. Дворники с трудом счищали с лобового стекла влажную копоть, размазывая огни встречных машин в акварельные пятна.
Бейкер-стрит. Название отзывалось в памяти призрачным скрипом скрипки и запахом химических опытов. Миф, давно ставший туристической приманкой. Но реальность, как всегда, оказалась прозаичнее. Дом 237б был безликим строением из потемневшего кирпича, зажатым между аптекой и магазином канцелярских товаров. На медной табличке у входа, потускневшей от времени и непогоды, значилось: «Британский торговый альянс. Импорт-экспорт». Звучало солидно и абсолютно ничего не значило. Как и большинство вывесок в этом городе.
У входа его ждал констебль Бартон, совсем мальчишка с прозрачными глазами и пушком над верхней губой. Он нервно переминался с ноги на ногу, выдыхая облачка пара.
«Инспектор Финч. Все как я докладывал, сэр. Дверь пришлось взломать. Заперто на внутренний шпингалет. Мистер Хоббс, управляющий, вызвал нас. Погибший не отвечал на звонки».
Финч кивнул, не глядя на него, его взгляд уже сканировал фасад, окна, входную дверь. Он подмечал детали так, как снайпер выискивает цель: стертые ступени, трещина в стекле над дверью, огарок сигареты в урне. Все это было неважным, но привычка, вбитая годами войны и службы, требовала полной картины местности. Война научила его, что дьявол кроется не в деталях, а в их отсутствии.
