Дизайнер Жорка. Книга вторая. Серебряный рудник

С годами всё реже снится сон: молодая летняя ночь, ледяная луна в чёрном небе жарит так, что глазам больно. И они, Лида с отцом, стоят на горной, мерцающей в лунном свете тропе.

«Здесь когда-то серебряная жила из горы выходила, богатейшая, – говорит отец. – Слитки давно выбрали, рудник заглох… – и усмехается, качает головой: – По этой дороге лет сто, наверное, руду перевозили. Толкаешь тяжеленную тачку, не смотришь, что на землю просыпалось…»

И правда: дорога сияет, как дорогая парча, свивая меж гор голубые змеиные кольца. Где-то на порогах громыхает река, травный воздух аж звенит в висках, звёзды дробятся и вспыхивают, одна ярче другой, и кажется, что небо ходуном ходит, а серебряная дорога рвётся ввысь: вскочи на неё, и до самой луны добежишь.

Лида опускается на корточки и, как землянику в лесу, собирает в пригоршню крупицы серебра, ссыпая их в карманы своего «ромашкового» платья, а подняв голову, замечает, что и папино лицо светится под луной.

«Папа! – говорит она, замирая от восторга, – у тебя серебряное лицо!» И плачет в счастливой сновидческой яви: она-то считала, что отца давно нет, а вот же он, стоит, улыбается!

Странно… Отец умер так давно, а сон этот всё мучил её временами. И больше всего озадачивало папино лицо: оно постоянно менялось в дымном свете бегущей луны, хотя и неизменно сияло ей благостной улыбкой, как лики святых на иконах. Ох, папа, ты был так далёк от святости! Впрочем, вся твоя жизнь связана с иллюзиями…

На этом горном перевале давнего сна она всегда просыпалась в слезах, и всегда в объятиях, которые не спутала бы с другими. Удивительно, как он успевал услышать её скулёж, мгновенно очнуться и крепко притиснуть её к себе.

«Хазарин, – говорила она, елозя мокрой щекой по его груди. – Как ты слышишь, что я плачу во сне?» «Да я же весь в луже, – отвечал он, – тут попробуй не проснись».

Это была его шутка, а шутил он не часто. Не располагал к веселью ни склад его характера, ни крой внешности: резкие носогубные морщины у рта, вертикальная трещина между бровями, крупный нос с широкими ноздрями и жёсткие усы «колхозника», которые, несмотря на её уговоры, он не желал сбривать из-за шрама на верхней, зашитой в детстве губе.