Человек в тёмном плаще, напоминающем мантию пушкинских времён, стоял посреди комнаты. Он не двигался, но почему-то медленно приближался к моей кровати. Ужас, леденящий и всепоглощающий, сковал моё тело. Я отчаянно хотела закричать, убежать, но язык не слушался, а ноги стали ватными. Единственное, что пришло в голову – нужно молиться. «Отче наш»! Сознание путалось, слова слипались, но я изо всех сил старалась прочитать молитву до конца. С невероятным трудом я соединила три пальца правой руки и осенила себя крестом – раз, другой, не забывая шептать заветные слова.
Человек в чёрном хрипло бросил: «Ну ты, сучка! Я ещё вернусь!» – и растворился в воздухе. В ту же секунду я открыла глаза и на ощупь, дрожащей рукой, нашла выключатель бра над кроватью. Свет ударил в глаза, заставив зажмуриться. Было ощущение, что это был не сон и не явь, а что-то среднее. Как сейчас говорят – пограничное состояние.
Мой день начался как обычно: стакан чистой воды натощак, зажжённые благовония, сладковатый дымок которых поплыл в воздухе, и утренние мантры. Собрав вещи, я вышла из подъезда и направилась к остановке. Весь день я не могла отогнать мысли о странном сне и ночном госте. При воспоминании по коже бегали мурашки, и внутри поднималась тревожная волна. Лишь к концу дня мне удалось немного успокоиться и отогнать от себя ночное видение.
Спустя неделю после того ночного визита я всё ещё вздрагивала от каждого шороха в квартире. Чтобы прийти в себя, я с головой ушла в работу. Моя профессия – журналист – стала спасением. Она требовала полной концентрации: брать интервью, писать репортажи, укладываться в сроки. В редакции царила привычная суета, пахло кофе и свежей бумагой, а в эфир уходили новости о выборах мэра и открытии нового моста. Но даже здесь, в шуме телефонов и голосов коллег, я ловила на себе чьи-то пристальные взгляды. Обернусь – никого. А в голове, как заевшая пластинка, звучало его хриплое: «Я ещё вернусь».