Сначала – движение.
Оно просто есть.
Не внутри нас и не снаружи.
Без начала, без конца, без разделения на «я» и «мир».
Что-то переливается, касается, исчезает —
но само исчезновение ещё не означает утрату.
В какой-то миг внимание чуть сжимается.
Мы не делаем этого специально —
просто поток задерживается в себе.
Словно всё, что текло, на мгновение собрало дыхание.
Так рождается форма.
Пока без имени, без значения.
Только тело чувствует, что «это есть».
Свет чуть задержался, звук оставил след,
движение стало различимым.
Имя приходит позже.
Оно не прибавляет ничего к тому, что есть,
оно просто удерживает мгновение,
чтобы оно не растворилось.
Так мир входит в язык.
Любое имя – след того, что было замечено,
и всё же оно не равно тому, что заметило нас.
Тут начинается Инертология —
из той первой остановки,
в которой живое становится различимым.
Не через знание, а через удивление:
как движущееся вдруг открывается как форма.
Когда мы впервые различаем что-то,
это ещё не мысль и не слово.
Это граница, в которой движение чуть удержалось.
Мы не называем её – мы чувствуем,
что «это есть».
В этот миг внимание собирает рассеянное.
Мир приобретает очертание.
Так рождается форма.
Но форма не застывает.
Внутри неё всё ещё живёт остаток движения,
как дыхание, удержанное в теле.
Этот остаток делает форму узнаваемой:
по нему мы чувствуем, что видим то же самое —
