Когда Лина просыпается до рассвета в своём доме у реки Делавэр, тишина кажется ей знакомой. Кофе – крепкий, чёрный, без сахара. Собаки ещё спят. Снаружи туман стелется по воде, как дыхание прошлого.
Иногда, в этой тишине, она снова слышит поезд.
Тот самый. Сибирский.
Стук рельсов, снежная темнота за окном, звёзды, рассыпанные над тайгой. Она – юная, возвращается домой на зимние каникулы из Москвы в Ангарск. Три с половиной дня пути. Мороз жалит стекло, на полках – солдаты, бабушки, школьники. Кто-то делится яйцом, кто-то историей. В поезде все – временные. Все – в движении.
Лина смотрит в окно. Снаружи – снег и тьма.
Но в стекле – отражение.
Не девочка. Не женщина.
Кто-то между.
Поезд несёт её вперёд, но зеркало в окне показывает прошлое, настоящее и то, что ещё не случилось.
Тогда, в поезде, она думала, что убегает.
Теперь она знает:
она не убегала. Она становилась.
Жизнь – это не пункт назначения.
Это ритм.
Стук.
Огонь под колёсами.
Она вспоминает каждую свою версию:
Девочку, которая мечтала.
Женщину, которая выжила.
Любовницу. Жертву. Виновницу.
Огонь. Пепел. Возвращение.
Она сгорала и собирала себя снова.
Не один раз. Не два.
Сотни.
Теперь ей не нужно бежать.
Не нужен поезд.
Она и есть поезд.
Ангарск – это замёрзший город, окутанный дымом и тишиной, место, где зима, казалось, никогда не заканчивается, а мечты должны гореть жарче мороза, чтобы выжить. Суровый климат формировал не только ландшафт, но и его людей – он высекал их, как камень. Для Лины холод был не просто чем-то, что нужно было терпеть – его нужно было побеждать. Каждый ледяной вдох лишь усиливал её жажду чего-то большего, затачивал решимость вырваться, переродиться, жить так, чтобы выживание больше не было единственной целью.
Четыре часа в очереди за сахаром, два за маслом, ещё два за несколькими ломтиками колбасы. Люди дрались за еду. Выживание было испытанием на терпение, острые локти и удачу.
Лина была лучшей ученицей в школе – умной, неспокойной, не боявшейся говорить то, что думает. Учителя её обожали, а одноклассники – шептались за спиной и закатывали глаза. Она была слишком умной, слишком уверенной, слишком готовой уехать. И она это знала.
