Всё с этим сборником может пойти не так.
Я знаю, знаю. Знаю, что у тебя останется вопросов больше, чем ты получишь ответов. Но тем не менее – помни: это всего лишь игра.
У этих текстов два обличия – мужское и женское. И, кто знает, может, мы встречались уже где-то (когда-то) давно.
Тексты – самое подходящее слово для лирики этих страниц.
Ведь они не стихи в чистом виде.
Это – короткие (иногда на один вдох) истории.
Порой, едва рифмованные.
Одно за другим, я расскажу тебе маленькие воспоминания из разных реальностей. Здесь иногда шумит море. Читая, помни – и это море, и я, и даже ты – придуманы воображением.
Мы с тобой видели это море много раз, засыпая.
Оно являлось тебе за секунды до самой первой фазы сна нелогичными разорванными атласами, разбросанными на столе у дремлющего геолога.
Эта древность души, малыш, эта дряхлость, не имеет отношения к тебе, пока горит свет и ты живёшь свою обычную жизнь.
Эта дряхлость является во всей красе тогда, когда ты засыпаешь. Она – память предков, поколений, множества множеств живущих «до».
Именно она шумит морем, когда засыпаешь.
Именно она отключает всё объяснимое, что ты знал и отпускает тебя в полёт.
Перелистывай страницы.
Будь честен с собой.
Мы видим мир разорванно скроенным,
Как в дельте рек протекающее бытие.
Твоё – из берёзовых веток соткано,
Утоплено в тёплом густом ручье.
Моё – плотным телом тяжёлым космоса
Сгибается в «S»,
Не дотянутую до конца.
Мы – противоположные себе особи
Две крайности, не имеющие лица.
***
Эта осень очень скучает по тебе, малыш.
На песчаном берегу нет от нас ни следа.
Память сносит штормами.
Без тепла не спастись.
(В этот раз не спастись).
Кофе стынет.
Густой осадок рисует полукруг луны,
собачьи уши или горы.
Мы всё держимся за руки.
Идём меж крутых осыпающихся берегов, изредка
разжигая из хвороста несмелые костры.
А ветер хлещет.
Ботинки наполнены влагой.
Идём к теплу, малыш.
Я робко накрашу губы и посвечу тускнеющим
фонариком так, чтобы в эту снежную ночь ничто
не сбило тебя с пути.
Шаги считаю, выходя из тьмы.
Боль выбивает полночь на виске
И гулкою волной по тёмным коридорам
Пустынным эхом раздаётся
в тишине бетонных плит.
Я слеп. Я нем.
Недвижны мышцы на лице.
И неизбежно ощущение неведомой
Крадущейся печали,
Которая есть смерть в её конце,
И радость – у неё в начале.
