Выбраться из ущелья оказалось не
так-то просто. Слоящиеся, покрытые мхом и лишайниками каменные
склоны выдавали весьма преклонный возраст местных гор. Подъем, по
большому счету, не настолько и крут, чтобы по нему сложно стало
взбираться. Тем более имея за плечами немалый опыт горных
восхождений. Вот только густые заросли какого-то колючего
кустарника настолько опутали все вокруг, что путь превращался в
какой-то непрерывный подвиг. Кусты оказались высокими, практически
по грудь, с маленькими темно-зелеными листьями и многочисленными
меленькими колючками.
Дно ущелья и вовсе можно только
нащупывать ногами среди этого зеленого моря, колышущегося под
дуновением теплого, явно не осеннего ветерка. И запах… Такой
неуловимо знакомый, что хотелось зарычать от невозможности его
вспомнить. Разбросанные тут и там в хаотическом порядке большие и
малые булыжники сразу превращали движение вниз по распадку в
замысловатый акробатический номер с предсказуемым неприятным
результатом. Идти пришлось вверх: видневшийся вдали гребень хребта,
по крайней мере, таковым он казался снизу, прямо-таки манил чистыми
от зловредной растительности скалами.
- М-да. Мечта мазохиста. И ведь
придется лезть. Тут даже нож не поможет, газонокосилка нужна. О,
бензопила, точно. «Дружба» тут быстренько демократию бы навела, с
плюрализмами. Всех под один гребешок уровняла бы…
Привычка мысленно разговаривать
самому с собой у меня появилась еще с Афгана. Тогда пришлось почти
неделю прятаться в полузаброшенном кяризе – древнем рукотворном
русле подземного ручья. Одно хорошо – воды там было много. Даже
слишком. Потом еще дней десять ночами выбираться почти по гребням
горных хребтов, выше нахоженных местными «товарищами» тропинок, в
населенные более-менее дружественными племенами места. Пусть
страшно медленно, зато безопасно. Почти.
Нет, я, к счастью, не воевал в
советские времена в составе ограниченного контингента. Для этого
был слишком молод. Побывать там пришлось гораздо позже и даже
дважды. К счастью, только та командировка выдалась настолько
«интересной». Одни лишь воспоминания о ней заставляли
организм непроизвольно передергиваться, будто единым духом грамм
двести сивухи жахнул. Из развлечений все это время - только
неслышные внутренние монологи. В основном, матерные.
