Смерть пришла рано утром, когда город ещё клевал носом и глотал последние остатки тумана. Она пришла без фанфар, без грома и молний, как бухгалтер, который терпеливо знает день закрытия отчёта. В узком переулке, где кирпичи держались в обнимку, она остановилась, провела ладонью по косе, будто проверяя ровность линии, и произнесла: «Сегодня».
С одной стороны переулка жил Кощей – старый богач, чья жизнь давно превратилась в каталог вкладов, вложений и оправданий. Его золото лежало слоями, как слоёное тесто, и пахло сухими страницами договоров. Его сердце было медлительным бухгалтером, который раз в сутки перепроверяет цифры, а потом ставит печать «Сверено». Но в его глазах жила маленькая усталость, как в лампе кабинета, где свет не гаснет из зависти к дневному небу. Он проснулся, услышав шаги, и встретил раннюю гостью.
– Я не жил, – сказал он ровно, не как исповедь и не как жалоба, – я складывал. Я копил. Я строил лестницы, по которым никто не поднимался, и мосты, по которым никто не переходил. Дай мне год, хотя бы год, чтобы успеть растратить всё, что заработал, иначе выходит, что я и не жил вовсе: я лишь откладывал дыхание на «потом».
Смерть посмотрела на него, как смотрит мастер на ученика, который наконец увидел незаметный шов. Она улыбнулась сдержанно, чтобы не выдать лишней нежности к пониманию.
– Ровно сутки. Для смысла, а не для торга. Делай с ними, что считаешь нужным.
Она развернулась к другому дому – к деревянной коробке, где окна были похожи на тёплые ладони. Там жил Скелет – старый бедняк, сухой, как полено, и стойкий, как верёвка, на которой сушат выстиранные детские штаны. Его так прозвали за худобу; и он давно не спорил, потому что имя прижилось и перестало быть обидным. Он открыл дверь и сразу понял, кто пришёл.
– Мне бы день, – сказал он спокойно, – попрощаться с родными. Я не боюсь, просто хочу успеть обнять их так, чтобы они запомнили тепло, а не пустоту. Я хочу успеть сказать: «Держитесь друг друга, и зима пройдёт». И чтоб они не думали, будто я ушёл, ничего не сказав.
– Ровно сутки, – подтвердила Смерть. – И ни минутой больше. Мы не торгуемся со временем, мы уважаем его.
Так начались последние двадцать четыре часа. Смерть села на подоконник между двумя домами и достала маленькие песочные часы – не те, что меряют секунды, а те, что меряют качество этих секунд. Она повернула их и стала следить.
