Асфальт под колёсами давно сменился разбитой гравийной дорогой. Серое небо низко нависало над машиной, и дождь – не ливень, а вязкая морось – тянулся с самого утра, будто не собирался заканчиваться. Антон включил дворники, но они лишь размазывали мутные капли по стеклу. Он знал, что впереди всего несколько километров, и всё же внутри было ощущение, будто дорога никогда не закончится. Как будто дом не хотел, чтобы он приехал. Или, наоборот, ждал.
Он не был здесь больше десяти лет. После смерти родителей связи с городом оборвались, остались только редкие письма от нотариуса и счета за коммунальные услуги. Всё это казалось чужим – прошлым, от которого он давно отмахнулся. Но теперь, после похорон и холодного чтения завещания, он всё-таки вернулся. Дом, в котором прошло его детство, стоял на отшибе – старая улица, заросшая бурьяном, давно пустая. Когда-то здесь жили семьи, теперь остались лишь перекошенные заборы и обгоревшие столбы с оборванными проводами.
Машина заглохла у покосившихся ворот. Дом стоял перед ним, как огромный, остывший зверь: серые стены, потемневшая черепица, выбитое окно на чердаке, где ветер шевелил занавеску. Антон вышел из машины – запах сырости и гнили ударил сразу. Влажная земля, прелая трава, старое дерево. Всё пахло временем, застоявшимся воздухом, в котором будто застряли голоса.
Он достал ключи – тяжёлые, ржавые, с треснувшей биркой. Замок скрипнул, будто не отворялся годами. Внутри было холодно, хотя на улице стояла поздняя осень. Воздух казался плотным, мёртвым. Пыль покрывала мебель, фотографии на стенах выцвели. На одном из снимков – он сам, лет шести, с матерью и отцом. Все улыбаются.
И вдруг он заметил: позади них, в отражении окна, стояла тень. Нечёткая, будто случайная, но она смотрела прямо в объектив.
Он провёл рукой по стене – на штукатурке проступили тёмные пятна, словно мокрые следы. С потолка где-то в коридоре капала вода, хотя дождя внутри не было. В каждом углу стояла тишина – не та, что успокаивает, а тяжёлая, внимательная.
Из кухни доносился слабый запах старого хлеба и чего-то подгорелого. Он осторожно вошёл туда. На столе стояла чашка. Чистая, как будто кто-то только что её поставил. В ней – засохший след от чая. Рядом лежала тарелка с ложкой, аккуратно положенной крест-накрест.
