Глава 1. Открытие Прохорова
Лаборатория Михаила Прохорова была местом, где время текло по иным законам, а реальность искажалась, подчиняясь фанатичной воле своего создателя. Она располагалась на заброшенном этаже некогда футуристического технопарка «Сколково-2», проекта, обанкротившегося еще до своего завершения. Стеклянные стены и хромированные панели, оставшиеся в наследство от блестящего будущего, которое так и не наступило, теперь служили лишь фоном для хаоса, больше напоминавшего алхимическую мастерскую эпохи Возрождения, пересаженную в тело ультрасовременного, но мертвого организма.
Повсюду царил хаотичный беспорядок, понятный только одному человеку. На дорогостоящих оптических столах, предназначенных для юстировки лазеров, лежали груды необработанных природных кристаллов – горный хрусталь с Урала, аметисты с Кольского полуострова, исландские шпаты. Они соседствовали с микроскопами последнего поколения и паяльными станциями с компьютерным управлением. Стеклянные колбы и реторты, купленные по сходной цене у антиквара, стояли рядом с цилиндрическими вакуумными камерами. Стены были завешаны не мониторами, а чертежами, выполненными тушью на пожелтевшем от времени пергаменте. Рядом висели распечатки сложнейших математических выкладок и спектрограмм. На полках, стиснутые между томами по квантовой механике и общей теории относительности, пылились древние фолианты по оптике, трактаты по кристаллографии и философские работы, от Платона до русских космистов. Атмосфера была густой и тяжелой, пропахшей озоном от паяльника, пылью от старых книг и едва уловимым, горьковатым ароматом перегоревших микросхем и человеческого отчаяния.
В центре этого буйства материи и мысли, заваленный испещренными формулами досками и горой исписанных бумаг, сидел за столом тот самый человек, чья воля поддерживала это странное равновесие. Михаил Прохоров. Гениальный инженер-оптик, чья фамилия стала для него одновременно и благословением, пробуждавшим смутный интерес, и проклятием, вызывавшим усмешки: «А, тот самый сумасшедший Прохоров». Ему было около сорока, но выглядел он старше своих лет. Лицо, некогда, должно быть, красивое и одухотворенное, теперь было изможденным, с резкими чертами, подчеркнутыми глубокими тенями под глазами. Волосы, когда-то густые и темные, теперь были седыми у висков и неопрятно торчали в разные стороны, будто он постоянно хватал себя за них в моменты отчаяния или концентрации.
