Глава 1. Письмо с последствиями
В кабинете «Архивной правды» пахло кофе, свежей бумагой и тем особым запахом затишья, что наступает после бури. Илья дописывал заключение по делу о фамильном серебре – простому, почти успокаивающему своей предсказуемостью.
Тишину разрезал резкий звонок домофона. Марина, не отрываясь от монитора, нажала кнопку, но ее брови удивленно поползли вверх.
– Илья Сергеевич, к вам… Анна Петровна Орлова. Лично.
Илья отложил ручку. Визит Анны Орловой, а не ее обычного курьера, в такую погоду и без предупреждения, нарушал все неписаные правила их восстановившегося мира. Он инстинктивно поправил очки, чувствуя, как по спине пробежал холодок старой тревоги.
Анна Петровна вошла в кабинет, стряхивая с плаща капли дождя. Она выглядела старше, чем в их последнюю встречу, но в ее осанке была прежняя, стальная выдержка. Однако в глазах, обычно таких ясных и властных, Илья прочитал нечто новое – не просто озабоченность, а глубинную, выстраданную решимость.
– Илья Сергеевич, простите за вторжение без предупреждения, – ее голос был ровным, но в нем слышалось напряжение. – Мне нужно обсудить с вами один деликатный вопрос. Наедине.
Илья кивнул Марине, и та, понимающе подняв бровь, вышла, прикрыв за собой дверь. Он предложил Анне сесть.
– После всей той истории… с Громовым, – она произнесла это имя с легкой судорогой, – я дала себе слово никогда больше не вовлекать вас в опасные дела. Но то, что я обнаружила… вернее, на что вышла по старой семейной линии, не дает мне права на молчание.
Она открыла свою изящную кожаную папку и извлекла несколько листов с репродукциями старинных документов и гравюр.
– Речь идет о «Ломоносовском кодексе». Вы слышали о таком?
Илья наклонился, разглядывая изображения. Это были не официальные труды, а эскизы, черновики, письма с пометками на полях.
– Легенда, – ответил он осторожно. – Предполагаемый личный дневник, куда он заносил не только научные выкладки, но и философские размышления, не предназначенные для чужих глаз. Большинство историков считают его утраченным или вовсе никогда не существовавшим.
– Большинство ошибается, – уверенно парировала Орлова. – Мой прадед, Василий Орлов, был близок к кругу академиков, хранивших наследие Ломоносова. В его бумагах я нашла упоминания о Кодексе. Не просто как о дневнике, а как о… предостережении. Ломоносов, по словам прадеда, осознавал двойственность своих открытий. Он видел не только свет науки, но и тень, которую она может отбросить. Он называл это «нравственной картой знаний».
