Слепяще-белый снег. Он только что выпал, и потому еще не успел испачкаться от мерзких людских делишек, чего нельзя было сказать о двух грязно-непонятного цвета зданиях, в узком просвете между которыми шел Зарубин. Он шел, закрывая от ветра лицо жестким воротником рыже-коричневого тулупа, то есть – дубленки, купленной неделю назад на распродаже, и нещадно месил ногами чистейший пушистый снег, который с недоумением принимал его тяжелые ботинки. Обогнув растрескавшийся угол одного из бетонных монстров, Зарубин вышел на набережную.
Темная вода Москвы-реки лениво отгоняла мысли о морозе, не давая льду сковать ее. Двое мальчишек развлекались тем, что бросали просоленный снег тротуара в чернильное полотно воды. Зарубин остановился на несколько мгновений, созерцая эту житейскую философию: стремление преуспеть там, где природа опустила руки, – и быстро свернул в узкую щель соседнего переулка. Немного попетляв там среди мрачных серо-розовых домов, он вышел в большой двор, окруженный четырьмя девятиэтажными зданиями. Кроме автомобилей, всех цветов радуги и всех известных логотипов, там был скрюченный коростой и жизненными невзгодами тополь и перевернутая детская каруселька, которую забыли разобрать на металлолом. Осмотревшись, Зарубин нырнул в один из подъездов, наводивший на мысль об инквизиции и средневековых темницах, и быстро взбежал на четвертый этаж.
Звонок на все его притязания ответил только с третьего раза, воспроизведя нечто среднее между предсмертным хрипом загнанной лошади и восторженным мальчишеским посвистом.
– Я выхожу из игры, Зайка, – сказал Зарубин открывшейся двери.
– Заходи, – пробасила дверь, и, пропустив его в красноватые недра квартиры, плавно закрылась, снова встав на охрану частной собственности и личной жизни.
Тотчас же быстро и бесшумно приоткрылась дверь напротив, откуда показался чей-то невыносимо сопевший нос, который, покрутившись в разные стороны, так же быстро скрылся за скорлупой двери, как и появился.
– Я выхожу из игры, – тупо повторил Зарубин, прислонившись к внутренней стороне входной двери.
– Ты бы разделся, что ли, – равнодушно сказал Зайка, отправляясь на кухню. – Тапочки в углу на коврике…
– Как, уже тапочки? – сдавленно проговорил Зарубин, с перепуга запутавшись в клетчатом шарфе.
Зайка обернулся, бросив на него печально-уничижительный взгляд.