Значит, я тебя тоже

Под ёлкой прям в сугробе сидела девчонка. Издалека картина очень напоминала сцену из сказки «Морозко», этот старый фильм всё ещё показывали по ТВ. Пацаны начали ржать. Девчонка сидела как-то неуклюже и тихонько всхлипывала.

Чёрный, как выяснилось при близком рассмотрении, лыжный комбинезон и красный павлопосадский платок на голове – ну Морозко и есть.

– О, так это ж Катька с параллели, из 10 «А» – шикнул Фомин, – ну, Муха которая.

Егор опять заржал, а Димыч подхватил.

– Да ладно, что за детский сад, – буркнул Кирилл и двинулся к ёлке.

– Ну и кто ты? Настька что ли? – он смотрел на это недоразумение сверху вниз со своих почти метр девяносто.

– Катя я, – угольные аккуратные бровки сошлись на переносице, мокрые щёки были красные, а ресницы слиплись.

– Не реви, вставай, – Кир протянул ей руку, – Чего расселась-то?

– Больно, – девчонка шмыгнула носом.

– Медведь, ты долго? – компания топталась на месте.

– Давай, без меня, – крикнул он в сторону, махая рукой, и присел под ёлку. Снега навалило много, Катя сидела в яме и отчаянно шевеля руками и ногами, пыталась встать.

– Ну, покажи, где болит, – внутренне чертыхаясь спросил девушку парень.

С удивлением увидел, как у неё задрожала нижняя губа, и она расплакалась. По-настоящему, со всхлипами, слезами. И соплями, разумеется. Минус двадцать на улице. Твою ж мать.

– Так, Катька, не ной, – он выпрямился и схватил её за шиворот, и через пару мгновений эта «полторашка»1 была у него на руках.

«Сколько в ней, хоть сорокет2-то есть?» – странные мысли блуждали в его голове, пока он тащил «марфушу» на руках.

– Эй, Морозко, – Киру вдруг стало смешно, – Глаз чешется, правый, почеши, а. Будь человеком.

Холодными корявыми пальцами девчонка полезла ему в лицо и неуклюже елозила в районе глаз.

– Правый! Я сказал, правый! Да глаз! Не нос! – её варежки из козьего пуха на резинке щекотали нос, и лицо зачесалось ещё сильнее.

Он остановился и посадил Катерину в сугроб, захватил пригоршню снега и вытер лицо. Вид у девушки был растерянный, какой-то отсутствующий. Что бы там ни произошло, это её шокировало.

– Ну, рассказывай, что случилось.

Нижняя губа у Катеньки опять задрожала.

– Не реви! – грозно приказал он.

– Не буду, – всхлипнула «марфуша».

– Сказал, не реви!

– Ни…, – опять всхлип, судорожный выдох, – Бросил он меня.