Введение
Иногда всё начинается не с громкого крика, а с едва слышного выдоха. С того самого мгновения, когда женщина просыпается утром и понимает, что ей больше нечем дышать. Не потому что рядом кто-то жесток или потому что мир слишком тяжел, а потому что слишком долго она старалась быть удобной, правильной, надёжной, терпеливой. Слишком долго она объясняла себе, что «так надо», что «всё когда-нибудь изменится», что «главное – не разрушить». И однажды в этом безмолвном терпении наступает тишина, в которой слышно только одно: «Хватит».
Женщина начинает терпеть задолго до того, как осознаёт, что делает это. Терпение – это не выбор, это привычка, впитанная с детства вместе с теплом маминых рук и тихими фразами о том, что «надо уметь уступать», «надо быть мудрой», «надо терпеть ради семьи, ради любви, ради других». Это терпение, которое сначала кажется добродетелью, потом превращается в щит, а позже становится клеткой. В ней женщина живёт, улыбается, готовит, работает, поддерживает, слушает, прощает – но всё реже слышит собственный голос. И чем дольше она живёт в этой тишине, тем больше кажется, что её желания – это что-то опасное, стыдное, неправильное, что-то, от чего нужно избавиться ради мира в доме, ради того, чтобы никого не расстроить, не потерять, не остаться одной.
Эта книга – не о бунте, не о ненависти к тем, кто когда-то требовал от нас быть “удобными”. Она – о возвращении. О возвращении к себе, к своей силе, к своему праву выбирать. Потому что перестать терпеть – не значит стать злой или эгоистичной. Это значит наконец-то признать, что жизнь, данная тебе, принадлежит тебе, и никто не имеет права распоряжаться ею от твоего имени.
Мир долго внушал женщинам, что сила – в умении сдерживаться, молчать, сглаживать углы, прятать обиды и улыбаться тогда, когда хочется плакать. Что женственность – это терпение, что любовь – это умение прощать всё, что накапливается внутри. Но за этим мифом прячется колоссальная усталость, накопленная веками. Усталость от того, что мы учились быть для всех, кроме себя. Усталость от того, что нас учили спасать других, но не себя.
Я помню одну женщину, назовём её Марина. Ей сорок два. У неё двое детей, муж, работа, дом – вроде бы всё, что нужно. Но глаза её всегда были немного потухшие, словно за ними стояла тихая, постоянная боль. Она никогда не жаловалась, говорила, что всё нормально. Просто иногда, в редкие минуты тишины, когда дети спали, она сидела на кухне с чашкой чая и смотрела в окно. Без эмоций, без мыслей. Пустота. Когда я однажды спросила, счастлива ли она, она долго молчала, а потом сказала: «Я не знаю. Я, наверное, уже не помню, что это такое – хотеть чего-то для себя».
