Последний луч солнца, густой и тягучий, как мед, увяз в частоколе и умер в тенях, тянущихся от длинных домов с покатыми крышами. Воздух в стойбище клана Седогривых Волков был насыщен запахами хвои, дыма и томящегося на огне мяса – знакомое, уютное дыхание дома, которое юный Эйнар впитывал всей кожей, словно бальзам.
Ему было шестнадцать зим, и сегодняшняя ночь должна была стать для него первой полноценной Стражей У Сна. Честь, о которой он мечтал с тех пор, как впервые смог удержать в руках отцовский топор. Он стоял на краю стойбища, у тотемного столба, на котором резной лик Волка, окрашенный охрой и сажей, смотрел в сторону леса вечными, знающими глазами. Ладонь Эйнара лежала на шершавой древесине, и он чувствовал под пальцами едва заметную вибрацию – пульс «Великого Сна», дремлющего под землей. Сон его клана. Сон Волка.
Он обернулся, окидывая взглядом готовящееся к празднику стойбище. Женщины нанизывали на вертела туши свежезабитых кабанов, их смех звенел в вечерней прохладе. Старики, устроившись на бревнах, тихо беседовали, попивая мутный бражный напиток из рогов. Дети с визгом носились между домов, их босые ноги шлепали по утоптанной земле. Его младшая сестренка, Сигрид, старательно плела венок из сосновых веток, ее язык от усердия высунулся изо рта.
Идиллия. Картина, которую Эйнар видел сотни раз, но сегодня она казалась ему особенно хрупкой, словно узор инея на стекле, который вот-вот растает от дыхания.
– Нюхаешь ветер, щенок? – хриплый голос старого Торвальда вывел его из раздумий. Седовласый воин с лицом, испещренным шрамами, как карта былых сражений, прислонился к соседнему столбу, скрестив на груди руки.
– Чую покой, старик, – улыбнулся Эйнар. – И жалею твои старые кости, которым сегодня придется бдеть у огня, пока я буду на Страже.
Торвальд фыркнул, но в уголках его глаз собрались лучики морщин – подобие улыбки. – Покой – это приманка, дитя мое. Волк спит, но уши его настороже. И когти остры. Не забывай. Чуешь покой – ищи под ним железо. Чуешь тишину – вслушивайся в нее. Великий Сон никогда не бывает полностью безмолвным. Если тишина стала абсолютной – значит, кто-то ее выследил и придушил.
Эйнар кивнул, стараясь придать своему лицу выражение взрослой серьезности. Поучения стариков он слышл всегда, но сегодня они ложились на почву, удобренную предстоящим испытанием, и прорастали не просто словами, а чем-то более важным – ощущением ответственности.
