Из двенадцати членов подпольного комитета, действовавшего в Минске на начальном этапе оккупации (1941 – 1942 гг.), войну пережили двое: Алексей Котиков и Константин Григорьев. Вопрос о судьбе еще одного участника событий, Ивана Ковалева, отчасти остается открытым: многие историки придерживаются мнения о его гибели в январе 1943 года в Тростинце или, возможно, на стадионе «Динамо»; впрочем, и старая версия (Ковалев, будучи арестованным, не выдержал пыток и стал сотрудничать с оккупантами, был вывезен в Германию, где следы его затерялись) жива до сих пор, подробнее об этом мы расскажем в очерке Иван Ковалев.
Котиков и Григорьев тоже хлебнули горя. Оба в свое время были арестованы органами НКВД/НКГБ (в декабре 1942 года Котиков, в сентябре 1944 Григорьев), получили сроки (15 и 5 лет соответственно), 27 марта 1956 года Григорьев был реабилитирован1, Котикову же в реабилитации отказали, но срок заключения снизили до 10 лет; впрочем, к тому времени он был уже освобожден по амнистии2. При этом, как утверждала детально исследовавшая события тех лет Вера Сафроновна Давыдова, обвинения против Григорьева строились в том числе и на свидетельствах Алексея Котикова, который на своих допросах давал на него клеветнические показания3.
В частности, на состоявшемся 8 мая 1946 года в МГБ БССР допросе Котиков заявил, что Григорьев после мартовских 1942-го года арестов от работы в подполье самоустранился и перестал выполнять отдаваемые ему задания. Он прекратил скрываться, легализовался, даже не менял фамилии и адреса своего проживания, несмотря на то, что был известен многим предателям и агентам гестапо4.
Первоначальная реакция подполья на этот его демарш была однозначной: Григорьев струсил. На одном из заседаний подпольного комитета был даже поставлен вопрос о его уничтожении, но потом, по словам Котикова, подпольщики «… посмотрели – вреда не приносит – оставили»5.
Процитированные показания Алексея Котикова не содержали клеветы. На одном из первых (если не на первом) своих допросов в НКГБ БССР (архивная копия документа датирует его 23 июня 1944 г., чего не могло быть по определению; вероятно, допрос состоялся 23 июля 1944 года) Константин Григорьев и сам подтвердил, что после нанесенного в марте 1942 года удара он утерял связь с подпольем и легализировался
