– Господи, как же хорошо!
Всеволод Алексеевич с видимым удовольствием вытягивается на кровати. Только что из душа, и волосы он конечно же не высушил. И даже полотенце на подушку не кинул. Промокнет же подушка. И утром у него будет причёска домовёнка Кузи, придётся заново мочить волосы, чтобы уложить. Но замечания ему делать Сашка конечно же не собирается. Садится рядом, чтобы подсоединить дозатор инсулина.
– Ай, у тебя руки холодные! – возмущается он.
– Нормальные у меня руки. Это у вас пузо распаренное, – хихикает Сашка, но всё же старается растереть ладони. – Что вас так расплющило-то?
– Что? – вопросительно поднимает брови.
– Говорю, кровать вроде вот она, никто не забирал. У вас на лице такое блаженство, как будто вы месяц по гастролям мотались и спали там на чём придётся.
– Просто люблю ложиться чистым в чистую постель. Отдельный вид удовольствия.
– Доступный хоть каждый день, – хмыкает Сашка. – Вы и так из душа не вылезаете. А постель я тоже могу менять каждый день, если хотите. Как в хороших отелях.
– Ну конечно, мало тебе забот по дому, давай ещё ежедневную стирку к ним добавим.
– Так не я стираю, а машинка. Всё, укрывайтесь.
– Тоже верно. – Он натягивает махровую простыню, которая у них сейчас вместо одеяла, до груди и устраивается поудобнее. – Как просто стало, Сашенька. В кране всегда горячая вода, бельё стирает машинка. Можно жить и радоваться. А когда я был ребёнком, мы мылись один раз в неделю. Каждую субботу ходили с отцом в баню. Там батя тебя отдраит, выдаст чистое бельё, и всё, до следующей субботы. Дома только умывались, центрального водопровода-то не было, воду из колонки таскали, сколько принесёшь – столько потом грязной вынесешь, то ещё удовольствие.
– Представляю, как вы мучились, с вашим-то чистоплюйством, – вздыхает Сашка, залезая на свою половину кровати и устраивая щёку у него на плече.
– Ты знаешь, нет, – усмехается Всеволод Алексеевич. – Чистоплюем, как ты выразилась, я стал гораздо позже, уже получив известность. Сцена всё же обязывает следить за собой. А пацаном даже не обращал внимания, чистая у меня рубашка или грязная.
– Да ладно! Я видела какую-то передачу, где вы школьные годы вспоминали. И вы с таким ужасом на лице рассказывали, что одни и те же форменные брюки носили пять лет, так что они в итоге протёрлись на самом важном месте.
