Младшая сестра

Преподобный Джон Уотсон, на протяжении двух десятилетий возглавлявший приход в деревушке Уинстон, не всегда был тем нерадивым калекой, каким представлялся людям, знавшим его лишь последние десять лет. Поселившись здесь, он уже был женат и имел пятерых детей, а вскоре в детской Уотсонов появился шестой ребенок, дочь. В течение нескольких лет после ее рождения деловитость и здравомыслие миссис Уотсон вкупе с ее влиянием на мужа обеспечивали последнему уважение прихожан, а среди знакомых Джон слыл очень добрым, участливым соседом и достойным пастырем. Однако со смертью супруги мистер Уотсон, казалось, лишился и прежнего усердия. От горя он сделался праздным, стал сторониться общества, избегал тягот и ограничивался лишь самыми неизбежными обязанностями. Этому образу действий, обусловленному утратой, которая словно истощила его душевные силы, мистер Уотсон, вследствие потворства своим слабостям, не изменил и после того, как острота скорби притупилась, что в конце концов действительно привело к немощности, от которой преподобный прежде страдал только в собственном воображении. Частые приступы подагры сделали его неспособным к напряженной деятельности и нередко на целые недели запирали в четырех стенах.

Тем временем дети его росли в самой неблагоприятной обстановке. Оставшиеся без матери, лишенные отцовского надзора, дочери Уотсонов – во всяком случае, три старшие – были предоставлены самим себе и руководствовались исключительно собственной рассудительностью, вернее сказать, нерассудительностью. Сыновей же рано отослали из дома, и они пробивали себе дорогу в жизни без смягчительного влияния семейных уз и отрадных воспоминаний о родном очаге, которые согревали бы их сердца и укрепляли устои.

Единственным ребенком в семье, о котором можно было сказать, что он получил хорошее воспитание, оказалась младшая дочь, Эмма, которую после смерти матери выпросил у мистера Уотсона его шурин и которую они с женой растили в холе и неге, точно собственное дитя. Шурин был богат, и родные Эммы, когда вообще вспоминали о девочке, питали к ней нечто вроде зависти – все, кроме старшей ее сестрицы, которая в детстве так любила маленькую Эмму, что не могла не радоваться ее переселению в более достойный дом. Остальные сходились в том, что Эмме необыкновенно повезло, поскольку дядюшка, несомненно, должен был оставить ей приличные средства. Единственное, что обсуждалось родичами с немалым беспокойством, – следует ли дядюшке разделить свое состояние поровну между всеми племянниками или же завещать наибольшую долю старшему из них. Мистер Роберт Уотсон, предполагаемый главный наследник, был стряпчим в Кройдоне, и его процветающее дело вкупе с большими надеждами, возлагаемыми на богатого родственника, оказалось неодолимо привлекательным для одной молодой особы, жившей по соседству. К той поре, как дядюшка скончался, мистер Роберт уже несколько лет состоял в браке. Если бы вследствие этого события не оправдались лишь алчные расчеты племянника и себялюбивые ожидания его тщеславной супруги, никому, кроме них самих, не было бы до этого никакого дела. Но в завещании мистер Пирсон, больше полагаясь на преданность жены и куда меньше – на привязанность племянницы, чего ни та, ни другая не заслуживали, отписал все имущество вдове. Возможно, тем самым он намеревался обеспечить ей в дальнейшем почтение и помощь детей его сестры, вынужденных поддерживать хорошие отношения с тетушкой, и совершенно не предвидел последовавшей за этим катастрофы. Вместо того чтобы принять на себя роль милостивой или даже властной и деспотичной тетушки, миссис Пирсон деятельно взялась за уничтожение всех семейных уз, отдав свою руку и состояние первого мужа красивому, но бедному молодому ирландцу. Вскоре она отправилась навещать его родню и перед отъездом из Англии любезно позволила Эмме вернуться под отчий кров, на прощанье щедро одарив девушку пятьюдесятью фунтами, которые той предстояло разделить с сестрами.