Театральный осветитель Скобелев, проходя по краю сцены, сорвался и упал в оркестровую яму. И пролежал в ней два дня – до того ему было там хорошо, что он решил остаться.
Обнаружили его местные оркестранты, явившиеся на репетицию.
– Ты что здесь делаешь? – спросила скрипачка Фельдман, сорокалетняя дама, миловидное лицо которой портил не в меру длинный нос.
– Что делаю? Лежу, – отозвался Скобелев.
– И все?
– И все.
– Молодец! – сказала Фельдман. – Подвинься, мне надо поставить пюпитр, а твои ноги мешают… Если бы не сегодняшний день рождения мамы, я бы тоже здесь устроилась. Надоела пошлая жизнь!
– А я лягу, – заявил флейтист Птоломеев и, отложив в сторону свою флейту, лег на пол. Сняв предварительно ботинки для удобства.
– Хорошо я сегодня новые носки надел, – шепнул он Скобелеву.
Тот протянул ему руку.
– Иван.
– Эдик! – представился флейтист.
Скобелев улыбнулся.
– Ты знаешь, – сказал он, – я здесь вторые сутки… и вот занятная штука: курить не хочется! Веришь?
– А выпивать? – поинтересовалась Фельдман, словно была заядлой пьяницей.
– Тоже.
– Что же ты делал все это время? – спросил Птоломеев.
– Лежал… – Скобелев вновь улыбнулся. – Смотрел вверх… На небо… Там звезды. Красиво!
– Небо? Здесь? – Фельдман недоверчиво посмотрела на потолок, на котором висела огромная люстра.
– Если бы не путевка на Канары, – вздохнул виолончелист Давыдов, – и я бы к вам присоединился…
– Да брось ты свои Канары! Здесь лучше! – вздохнула Фельдман и вновь бросила взгляд на потолок.
Пришел дирижер. Началась репетиция.
– Попрошу с двенадцатой цифры! – сказал дирижер и постучал палочкой по пюпитру.
Скобелев и Птоломеев затихли.
Музыканты заиграли.
– По-моему, Дуркин на фаготе фальшивит… – тихо сказал Скобелев, обращаясь к Птоломееву.
– Я и без вас знаю! – громко прервал его дирижер. – Лежите тут – и лежите!
И ушел, обиженный, заявив, что на сегодня он записан к зубному врачу.
Музыканты посидели некоторое время молча, потом как-то дружно поднялись и шумно отправились в буфет.
Скобелев и Птоломеев остались в оркестровой яме одни.
– Жена будет ругаться, если я не приду домой, – задумчиво сказал Птоломеев. – Подумает, что был у любовницы…
– А ты иди, – сказал Скобелев, – я тут за двоих полежу…
– А твоя жена? Переживает, наверное, что тебя нет дома?
