Венеция… Я никогда не устану воспевать её, ибо ничто так не наполняет и не вдыхает силы в меня, как Светлейшая! Как упоителен вечер, когда я сижу за столом пятнадцатого века перед раскрытым окном, в которое врываются мерные всплески воды от вёсел гондольеров, полуразличимые разговоры случайных прохожих и тихий, тёплый, овевающий меня ветер… Приближается тихая ночь, полная приключений!
Вчерашнюю я провёл просто упоительно! И сегодня не думаю провести её иначе! Вчера я был в опере. Да, меня, безусловно, занимает само действо, однако моё соседство в тот момент значило для меня куда больше, чем… Но обо всём хочется рассказать подробно!
Я вошёл и сразу же, тотчас же почувствовал на себе взгляды всех женщин. Безусловно, сие весьма и весьма льстит моему самолюбию… Я вошёл, и, намеренно, растягивая, смакуя каждое действие, взошёл в ложу. Мне хочется ловить эти затаившие дыхание взгляды. Я занял своё место и тут… Рядом со мной села… «О! невозможно!» − подумал я тогда. Но сомнений быть не могло, ни малейшего, это была она.
− Роберта! – тихо воскликнул я.
Она быстро приложила палец к губам и закрыла лицо до половины веером.
− На нас смотрят, Руджеро.
− Все уже забыли о том случае, − как можно беззаботнее сказал я.
− Ты просто не интересуешься сплетнями. Твоё счастье!
− А ты, да? – я не сдержал улыбки, обернувшись к ней.
− Руджеро, прекрати!
− А я ещё ничего такого даже не сделал!
− Тебе достаточно уже просто посмотреть на женщину!
− Чтобы раздеть её глазами? – усмехнулся я и знакомое чувство пробежало по моим венам.
− Руджеро! О!.. ты неисправим!
− Но ведь делаю же это только в своём воображении, так что за свою честь ты можешь быть покойна, − как можно беспристрастнее сказал я и отвернулся, якобы интересуясь происходящим в оркестровой яме.
− Руджеро!
− Снова хочешь попытаться исправить меня? Это бесполезно. Во-первых потому, что я таков, какой есть и меняться не собираюсь. Это первое. Второе. Ты любишь меня именно потому, что я такой. И, наконец, третье, тебе на самом деле это во мне нравится, ты просто всегда ищешь допущения, разрешения и приличий.
− Ах, как ты бессердечен!
− О нет, вовсе нет! – сказал я совершенно искренне. – Я просто честен. Да и я не сказал ничего жестокого. Я просто признал тот факт, что я таков, что могу делать всё что захочу, я могу себе это позволить, вот и всё.
