Городовой стоя у окошка,
О чём-то Анне громко говорил.
И тон его повышен был немножко.
Но, он как мог так Анне объяснил:
Граф не так прост был, каковым казался
И о письме нельзя было таить.
То, с какой лёгкостью он распрощался
Со своей жизнью. О печальном говорит:
«Можешь ли ты, родная моя, Анна
С уверенностью в своей голове,
Мне подтвердить, что тело бездыханно
Есть граф, знакомый так тебе?
Пойми же ты! Мощнейшим он гипнозом
Обладает ещё с ранних лет.
Дела свои творит у всех под носом,
Умело очень путая, свой след.
И не одна уже из потерпевших
Сказала, что уверенности нет.
Что граф тот пред судом сидевший
Не тот, что натворил им страшных бед»…
Аннушка на полу сидела,
С дочкою пыталась рисовать.
И вздыхая тяжело, всё то и дело
Черты графа начинала вспоминать…
Да! Муж прав! Там на суде казалось,
Что пред нею граф сейчас сидит.
И лишний раз она взглянуть боялась,
Но стоило судье сказать вердикт,
У Анны пред глазами появился
Чёткий графа облик как тогда,
Когда с улыбкой обещал жениться,
И в вечер тот, когда пришла беда…
Воздуха набрав полною грудью,
Резко с пола Анна поднялась.
И по венам вместо крови ртутью
Боль к самому сердцу добралась.
Вскрикнув Анна, камнем пала на пол,
Дочка мужа начала рыдать:
«Папочка, не стой ко мне ты задом!
Мама начинает умирать»…
Городовой с испугом в своём взгляде,
Анну быстро на руки схватил.
И в экипаж, что за углом, там рядом
Он Анну, как на крыльях притащил…
Помчали с лихой скоростью в больницу,
Чтобы спасти ребенка и жену.
Малыш ведь должен был на днях родиться…
А что теперь известно богу одному…
Городовой на улице трясётся,
Ждёт когда доктор что-то объяснит.
За что ж судьба над Аннушкой смеётся?
А в ответ гул звонкий в ушах только звенит…
И вот сестричка появилась на пороге,
Улыбку не тая, шла неспеша:
«Пляшите, сударь! Милостивы боги!
Вы снова папа! И у вас два малыша!»
