Утро начиналось с того, что она искала спички. Коробок прятался под полотенцем, и, найдя его, Марина недовольно покачала головой: кто-то вечно кладёт не туда. Вода уже шумела в чайнике на газовой плите, она торопливо вытерла ладони о фартук, будто собиралась встретить гостей. С верхней полки над раковиной она достала две кружки и поставила на стол. Заметив на белой небольшой скол у ручки, Марина подумала, что давно пора выбросить, но эта кружка ему так нравилась. Чайник свистел настойчиво, так громко, что кот спрыгнул со своего места и, юркнув в коридор, оставил на полу полоску пыли. Марина быстро огляделась: всё ли взяла. Убедившись, что всё на месте, выключила плиту. Разливая кипяток, слишком резко наклонила носик: вода перелилась через край, капли побежали по столу.
– Ну вот, опять, – бормотала она, хватая тряпку. – Руки-крюки.
Все таки возраст подкрадывался незаметно. В руках появилась слабость, зрение падало, но спасали очки, а поясница давно не давала ей покоя. Марина уговаривала себя, что все, как у людей, всё, как у всех. Они с мужем всю жизнь старались не выделяться, вести жизнь скоромно. Так сказать: по-совести.
Марина быстро переставила кружки на поднос, и перешла в комнату. Солнечный луч медленно отразился от стекол соседнего дома, попадая во внутрь помещения. Марина повернула голову, обращая, как красиво сегодня. В небольшой комнате было мало место. Книжный шкаф со стеклянными дверцами протянулся вдоль стены, лакированный стол по середине, два больших зеленных кресла, один из которых был разложен. На нем тихо лежал муж Марины – Николай.
Поднос в руках предательски качнулся, ловя равновесие, Марина выругалась.
– Не торопись, – шепчет она, словно разговаривает не с посудой, а с человеком.
В комнате царила тишина, только батарея вздыхала. Он лежал на боку, лицо неподвижно. Взгляд женщины пробежался по цветочному пледу на нём. Пальцы её медленно потянулись к его руке. Простыня холодная, ткань пружинит под ладонью. Марина аккуратно попыталась сесть у изголовья, но поднос снова накренился, в ответ кружки грозно звякнули.
– Вот ведь… – она усмехается сама себе. – Я и раньше была растяпой.
