– Катя, вы сегодня рано.
– Здравствуйте, Эмма Петровна, – поздоровалась я с психологом, опускаясь в глубокое кресло, что стало моим пристанищем последние три недели.
– Как ваше настроение? – стандартный вопрос, на который я всегда отвечала шаблонами.
– Нормально… – И тут же добавила, не удержавшись: – Как думаете, долго мне еще осталось?
Эмма Петровна вздохнула. Морщинки у ее глаз углубились.
– Вот, а говорите, что нормально. Стоит не считать последние дни, а прожить их…
– Ага, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, – мои губы скривились в горькой усмешке. – Где-то я уже это читала. Классика.
– Как ваша мама?
– Ревет, – выдохнула я, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения.
– Ее тоже можно понять. Знать о скором уходе близкого человека тяжело, особенно когда не можешь помочь.
– А мне? Мне легко? – мой голос сорвался. – Я в чем виновата?
– Катя, ты же знаешь, виновные наказаны.
– Мне от этого не легче. То, что какая-то нерадивая медсестра спутала шприцы и заразила меня этой… этой дрянью. Это ведь не она умирает сейчас, а я.
Психолог сочувственно кивнула.
– Конечно. Но стоит ли последние мгновения жизни тратить на злость, Катя? Может, лучше расслабиться и получить от них удовольствие?
Наверное, она права. В ее словах был смысл, который я упорно отказывалась принимать.
– Вы правы, доктор. Так и сделаю.
***
– Катька, ты охренела, что ли?! – яростный шепот Лены прорвался в мой мозг.
Мир качнулся. Я пыталась что-то произнести, но язык предательски заплетался, выдавая лишь нечленораздельные звуки: – Ас… зале… па… то… или… сука…
Сильная рука схватила меня за локоть, грубо толкая на мягкое сиденье такси.
– Стой, стой, говорю! Нас, пожалуйста, на Северную Набережную, 15! – Лена крикнула таксисту, а затем снова склонилась надо мной, ее лицо было искажено от отчаяния.
***
– А-а-а… о-о-у…, – стонала я.
Голова раскалывалась, во рту как будто кошки насрали, а свет казался невыносимо ярким.
– Проснулась? На хрена так нажралась? Тебе же нельзя, – голос Лены звучал резко, я поморщилась.
– Лен, не ной, а. Хоть ты не ной. Мне сейчас ничего нельзя: ни пить, ни жить. Ни-че-го.
– Это повод нажираться?
– Я помню. Чтобы не было мучительно больно… – пробормотала я, чувствуя, как к горлу подступает ком. – А мне все равно больно.
