Книга вторая
Время проклинать
Глава 1 Наш час еще придет
Адмиралу Франсиско де Ривере нравился Неаполь. Было в этом городе что-то непонятно-притягательное, что-то сладкое до приторности, растворившееся в густом смолистом воздухе и бирюзовых водах моря. Вроде бы ничем он не должен был отличаться от десятков таких же южных итальянских городов, кроме размеров, конечно, но отличался. И его столичный статус был здесь ни при чем. Не он создавал эту терпкую атмосферу, привлекавшую его. Город, полный жизни – такое странное определение Ривера вывел для себя, прекрасно понимая всю его нелепость. Как будто в других городах нет жизни…
Может быть, дело было в той высокой горе, что виднелась на юге и когда-то погубила окрестные города. Или в дышащих Флегрейских полях, приносящих иногда в город особый запах гари, смешанный с сосновым запахом пиний… Или в знаменитом заливе… Нет, все это тоже ни при чем. В любом городе главное люди. А Неаполь был первым итальянским городом, который он увидел. После чопорных испанских площадей и улиц, после холодных и деловитых нидерландских кварталов Неаполь его встретил простотой и бесшабашной непосредственностью, говорливым потоком, бурлящими эмоциями и страстями, которые поначалу занимали, тревожили и удивляли его, даже раздражали порой, пока он не понял, что за всеми ими не скрывается решительно ничего. За бесконечными воззваниями к Святому Януарию не стояло ни капли веры, за изощренными проклятиями не кипела ненависть, а сладкоголосые вечерние серенады редко вдохновлялись любовью. Даже за хитростью не всегда была корысть, а за вендеттой – расплата.
Может, поэтому город и очаровывал. Именно своей легкостью, словно жители его решили, что жизнь и так непростая штука, и усложнять ее не нужно, а нужно жить, как можно меньше думая о проблемах и заботах, и наслаждаться доступными человеку радостями. Сам Ривера не мог разделить до конца беззаботность этого города и насладиться ею в полной мере. Слишком много в нем было Испании, слишком велико было чувство долга, предназначения, слишком значимой частью жизни было желание ставить цели и добиваться их; он был человеком, живущим по правилам, даже в кабацкой драке не дающим забывать о том, кто он есть такой. Но жить среди людей, для которых порядок и правила были не более чем пустой условностью и которых эти условности не могли лишить ни жизнелюбия, ни собственных представлений о жизни, ему было комфортно…
